Кровь ручьями текла из шеи несчастной лошади.
Внезапно обезглавленное тело, в котором, судя по всему, еще теплилась жизнь, сделало пять или шесть шагов и рухнуло к ногам короля.
— Это ужасно! — воскликнул Франческо.
— По-моему, с него хватит! — бросил юноша Кумерро и, вернувшись в карету, прокричал: — Поехали!
Затем, повернувшись к усевшемуся рядом Франческо, он спросил:
— Ну так что, ты отказываешься от своего героического решения?
Мрачный, как туча, король ничего не ответил.
Глава XLII. Предательство
Внезапно Паоло осенило; подозвав к себе Кумерро, он спросил:
— Не знаешь, где сейчас Антонио?
— В Неаполе.
— Что он там забыл?
— Он подал мне неплохую мысль. «Было бы здорово, — сказал он, — узнать, о чем будут судачить в городе завтра. Хочешь, я останусь?» Ну, я и согласился.
— Хорошо, — промолвил Паоло. — Когда вернется, пришли его ко мне.
В это время в Неаполе Антонио без зазрения совести предавал своего атамана.
Явившись к Иакову, он сказал:
— А вот и я, и с важной новостью!
— Паоло схвачен?
— Нет. Он взял в плен короля.
Иаков вздрогнул.
— Давай-ка поподробнее.
Разбойник в деталях рассказал о том, как прошло пленение.
Иаков выслушал его молча.
— И где, по-твоему, будут держать короля? — спросил он наконец.
— В пещере.
— В какой именно?
— В Сенерийской.
— Но где она находится?
— Вашему другу это известно.
— Отлично. Можешь идти, но прежде ответь: у тебя есть надежные люди среди пастухов, что живут в тех горах?
— Да.
— Будешь присылать ко мне по одному из них всякий раз, как узнаешь что-либо новое.
— Хорошо.
— Иди.
Антонио удалился.
Когда дверь за ним закрылась, Иаков прошептал:
— Ну все, попался, голубчик!
И он вызвал к себе слугу.
— Отправь кого-нибудь к Луиджи, министру полиции. Пусть скажут, чтобы ждал меня; есть разговор.
И он повторил вполголоса:
— Да, теперь-то он точно попался! Еще немного — и он будет моим, или же мне придется забыть о нем навсегда!
Встреча Луиджи и Иакова носила странный характер.
Когда министр увидел этого столь необычного с виду человека, он испытал необъяснимое ощущение, которое было сродни безотчетному страху.
Даже не испросив на то разрешения, Иаков присел на стул.
Министр наблюдал за действиями посетителя с изумлением, но воспротивиться подобной бесцеремонности не осмелился, — было в манере этого старика держаться нечто такое, что выдавало в нем человека, уверенного в собственной силе, внушало к нему уважение.
— Сударь, — промолвил Иаков, — мне нужно переговорить с вами наедине.
— К вашим услугам! — отвечал министр. — Мы здесь одни.
— Тысяча извинений, но мне известно, что нас слушают.