Очажок инстинктивно повернул у слияния, вновь затопав на восток, пока не достиг брода. Они преодолели реку и, промокшие, помчались по равнинам, начинавшимися у берега. Фыркая наперекор усталости, варвар несся по пустошам, бороздя землю копытами. Свин был весь разгорячен. Обычно ездоки боялись так загонять своих зверей, но не Шакал. Он знал Очажка, чувствовал напряжение в его пульсирующих ногах. И в них еще оставались силы.
Мили летели одна за другой, но земля сопротивлялась, обдавая Шакала пылью в пересохшее горло. Он кашлял и задыхался, матерился и жевал песок. Ноги вопили от облегчения, когда он низко наклонялся в седле, занимая идеальное положение для того, чтобы развивать максимальную скорость. Пот и растрепавшиеся пряди волос обжигали ему глаза, и каждый мускул скручивали непрекращающиеся судороги. Солнце начало клониться к закату, но свин бежал и бежал, сам уподобившись демону, которого преследовал.
Шакал уже давно должен был остановиться, давно должен был выпасть из седла, но он скакал и скакал. Очажок должен был упасть, но терпел, жаждал достичь горизонта. Свин и ездок варились в котле Уль-вундуласа, но не поддавались. Жар охватывал их и переполнял лихорадочным беспамятством неукротимой воли.
Спустились сумерки, и впереди, как ни удивительно, возник страшный силуэт.
Там, на фоне темнеющего горизонта, над мрачным бугром поднимался острый выступ.
Пока Очажок мчался к дому, Шакалом овладело навязчивое беспокойство. Поверх угасающего закатного румянца ночь наступала отвратительным синяком, пурпурным с болезненно-зеленым оттенком. А когда луна вышла из-за пелены облаков, перед его глазами, озаренный бледным светом, вспыхнул старый полумесяц. У Шакала по спине побежали мурашки, и он беспокойно посмотрел вперед.
Тень Горнила более не казалась знакомой. Печь казалась слишком приземистой, стены – слишком пологими. Окрестные земли не были заняты виноградниками и оливковыми рощами – это была бесплодная равнина, где ютился целый улей низких хижин.
И Шакал понял, куда прискакал на самом деле.
Перед ним высились холм и башня Стравы, безропотные под грозным светом Предательской луны.
Всадники-уньяры, суетившиеся вокруг холма, были так заняты приготовлениями, что не обратили на Шакала особого внимания, когда он медленно въехал в деревню. Женщины спокойно загоняли детей в сырые подвалы под хижинами и заносили туда всякую всячину. Стен у Стравы не было – только гниющий холм и разрушенная башня, которые не защищали ее. Полурослики прятались внутри, но у людей для защиты оставались только луки их всадников. Земляные норы не спасли бы от кентавров, если всадники не сумели бы отбиться.