— Уже полгода служу тебе. Считай, кое-чему научился.
Худой хмыкнул. Он был недоволен, что Платок темнит, но получил удовольствие, узнав причину. «Кое-чему научился» — приятно. Не каждому дано хоть чему-нибудь научить такого ушлого типа, как этот Платок.
— Ладно, тогда вот что скажи. Подонок уже стал бессмертным?
Парень в платке явно обдумал ответ заранее, но помолчал минутку, чтобы не обесценить слова поспешностью, а уж тогда ответил:
— Думаю, нет.
— Отчего так?
— Во-первых, его люди сильно берегли схему бессмертия. А если б она уже сработала, то зачем ее беречь? Подонок стал бы почти что богом, и никого уже не боялся.
— А во-вторых?
— Больно тихо в мире. Со дня смерти владыки — покой ему на Звезде! — ничего не случилось ни жуткого, ни таинственного. Подонок притих. Ждет, видать, пока бессмертие сработает.
Худой скривился, и отнюдь не от скверного эля.
— Здесь ты неправ. Случились Подснежники. Как нарочно, чтобы выманить мою ватагу из столицы и затянуть в капкан. Это ли не проделка главного гада?
— Нет, Худой, прости. Подснежники — одно, главный гад — другое. Я ездил по городам и селам, много повидал и голодных, и нищих. Вон Седой не даст соврать — на свете хватит обиженных бедолаг, чтобы устроить восстание по-честному, без подвоха.
— Вот только восстание поднялось ровно тогда, как я обосновался в столичке!
— Нет, раньше, в декабре. Просто ты о нем еще не знал.
— А ничего, что крестьянам кто-то подсуетил искровые самострелы? Недовольных полно, тут ты прав, а недовольных с искрой много насчитаешь?
— У мужиков была искра? — поразился Платок.
— Я иногда могу соврать, но не в честной бандитской беседе за столом грязного трактира. Крысеныш по имени Могер Бакли принес им самострелы!
— Х-ха! — улыбнулся Платок. — Коль мы с тобой пьем дрянной эль, как честные проходимцы, то и я скажу без вранья. Знаю я этого Могера Бакли. Он всю жизнь ел с руки Жирного Дельфина… то бишь, с плавника. Ты же не думаешь, что Жирный Дельфин и есть главный гад!
Худой попытался подумать именно так, но не сумел.
— Ты уверен, что Бакли служит Дельфину?
— Праматерью клянусь.
— У тебя нет Праматери.
— Тогда матерью. Дельфин дал искру серпам, чтобы они сделали тебе неприятности. А главный гад здесь вовсе не при чем.
Пока длилась их беседа, за стойкой кабака произошли некоторые маневры. Сперва кабатчик взялся протирать стакан. Он делал это впервые за неделю и явно не стремился к равномерной чистоте всего стакана. Умерил свой пыл сразу, едва добился прозрачного донышка, и смог сквозь него невзначай рассмотреть посетителей. Затем кабатчик трижды хлопнул по стойке, побудив мальчишку-разносчика выбежать из кухни. Кабатчик шепотом выдал мальчишке поручение, тот не расслышал. Кабатчик влепил ему подзатыльник, мальчишка осознал, что понял вполне достаточно, и убежал. Вскоре в зал спустилась хозяйка «Ржавой рельсы». Она была высока, пряма, как жердь, покрыта веснушками и грязно-рыжими волосами, и видом своим заставляла задуматься о подлинном происхождении названия трактира. Кабатчик и с нею поговорил шепотом, после чего хозяйка также ощутила потребность протереть стакан. Убедившись в прозрачности донышка, она ткнула кабатчика в бок. Тот ринулся к столу посетителей, украсив лицо масляной улыбкой: