Мартовской ночью он решил прекратить натиск на землю и тут же почувствовал, как испаряется сладковатый запах гнили и кошмар отцовского присутствия. «Надо тебя встряхнуть», — сказал он в ветреную мартовскую ночь селу, спавшему в молчаливых, слепых домах. «Я тебя разбужу, я тебя разбужу!» Он мерил скорыми шагами расстояние до хозяйственного двора. Грудь рассекала плотный поток ветра, в ней эхом отдавался призывный топот коней у герделских скирд, урчание трактора на меже раздоров, выстрел в ладонь, звон кирок и лемехов в долине. «Колесо повернется, повернется». Он отыскал среди построек ремонтную мастерскую и поднял руки, словно молился; потрогал темноту над плечами, но пальцы остались пусты. Клепала инженера Николы Керанова уже не было на прежнем месте. Кехайов побежал по темному полночному селу к церкви. Перепрыгнул через ограду и упал в церковный двор. Осиротевшая после смерти старого священника церковь так и не нашла себе другого духовного слуги. Андон прокрался, в притвор и по витой лестнице, на которую ни разу в жизни не ступил с времен детства, когда он ловил здесь голубей, стал подниматься на колокольню. Под ногами рассыпались прогнившие доски, он продвигался в полной темноте с риском оступиться и грохнуться вниз. В густом мраке лестницы очерчивались прорези колокольни цвета горелой листвы. Он очутился на площадке, стоял, подставив лицо ветру, сжимая и разжимая ладони в такт бешеным ударам беспокойного сердца. Веревки не было, он уперся локтями в каменную кладку и поднимался до тех пор, пока не коснулся волосами края колокола. Сунул голову в стальной зев и стал поворачивать ее, как пест в ступке. Хотел найти язык колокола, но его не было, Андон догадался, что его, должно быть, оторвали после дня первой борозды. Спустившись по витой лестнице во двор, он вытащил из ограды железный прут и в приливе восторга вернулся на площадку. Поднял железный рычаг и сильно, с редкими интервалами, тревожно и торжественно, как на свадьбу или рождение, забил в колокол. Через десять минут во двор церкви начал сходиться народ. Первыми подошли те, кто жил поближе. В пальто, наброшенных на исподнее белье, люди размахивали зажженными фонарями и сонными голосами кричали:
— Пожар!
— Ничего не видно!
— Ребенок у кого родился, что ли?
— Неизвестно.
Потом прибежали те, кто жил в центре села. За ними — жители околиц.
— Что случилось?
— Что случилось?
Колокол затих, и люди увидели во дворе церкви Андона Кехайова. Люди были разочарованы — любопытство их было обмануто. Они сказали себе, что Кехайову опять дурь в голову ударила. Им было совестно, что они топчут эту старую траву, которой не касалась нога человека, что явились в это место, давно обманувшее их надежды. Андон попытался перекричать гвалт: «Хватит, давайте прекратим насилие над природой, заложим новый сад!» Сельчане внезапно утихли, он почувствовал в их молчании враждебность. Людям вспомнились мертвые пчелы, стенания деревьев, задумчивые гуси у реки. Кехайов, обессилев, вышел на улицу и сел на скамейку у ограды. Народ разошелся по домам. В темной тишине перед Андоном возникли силуэты Марина Костелова, Гачо Танаскова, Асарова, Перо, Марчева и лжеинженера Брукса.