— Слыхали? — спросил Андон.
— Не глухие.
— Ну?
Все шестеро молчали. «Я дурак. Надо быть ненормальным, чтобы со мной согласиться. Костелов и Гачо опять примутся браковать скот, Асаров, Перо и Марчев вернутся к своим кастрюлькам, козам и молоткам. Они мне поддержка в разрушении, но не в созидании». Антона схватило омерзение при мысли, что он был товарищем этим людям почти три года. Он вспомнил, как его дед однажды ночью в первую мировую умирал от жажды, как увидел воду в человечьем следу, как жадно хлебнул два-три раза и понял, что пьет кровь, как его вырвало и он долгое время не мог ни есть, ни пить. По очереди оглядев всех шестерых, испытывая невыразимое отвращение, он закричал:
— Убирайтесь!
Чем дальше они отходили, тем легче становилось на душе. А когда их шаги заглушил ветер, его охватила смелость, как путника в густом лесу, увидевшего просеку, ведущую в открытое поле. «Я что-то открыл, — сказал он себе. — Но что же, что?» Да, как он не понял раньше? Зачем надо было устраивать этот базар с колокольным звоном? Есть кому расплачиваться: Асаров, Перо, Марчев, Марин Костелов, Гачо Танасков и инженер Брукс. «Заплатят, заплатят, заплатят. Я нашел вариант спасения. Нашел, нашел», — лихорадочно думал он, поспешно поднимаясь на деревянную вышку, торчавшую среди поля. Наверху он по шею зарылся в теплое сено, утренний сумрак умирал в низинах, оголяя хребты цвета разрезанного спелого арбуза. В вырисовывающихся из мглы кустах на вершинах холмов уже звучали птичьи голоса. Он лежал под весенним небом с мокрым лицом, зарывшись по шею в теплое сено, и искал свою вину: если бы он не занял место Николы Керанова, был ли бы он виноват? Грех его был бы ничтожным — грех человека, оставшегося в стороне. Искупил ли бы он этот мелкий грех? А ведь жалкий проступок, оставленный без искупления, — куда большая подлость, чем серьезный, но искупленный грех? «Если бы я переборщил с мягкими постелями, Керанов поубавил бы пуху. Но ведь не я был автором проекта облегчения». Андон не решился подправить проект: это вызвало бы недовольство. Другой смог бы справиться с недовольством, не допуская разочарования. Но Андону, за которым не было ни одного успеха на общественном поприще, это было не под силу, он вызвал бы недоверие к своим благим намерениям. Люди бы и пальцем не пошевелили ради своего избавления. Оставался единственный выход: перегрузить сад. «Я обманулся, решив, что на третий год мы сможем прекратить истощение деревьев. Кто это сделает? Асаров, Перо, Марчев, Марин Костелов, Гачо Танасков и инженер Брукс? От людей, которые десятикратно обманывали народ, нельзя ждать справедливости: они собьют нас с пути истинного, доведут до погибели. Но когда мы вернемся в естественное русло? Волну руками не остановишь, она вернется назад только тогда, когда достигнет берега. Это произойдет годы спустя, на пороге смерти».