— Господин, — прохрипел Ульчи, — все погибли, стрелы Ильма… — начиная заваливаться набок и уже еле слышно бормоча, … нака.
— Чего ты бормочешь, убогий?
Ульчи, лицо которого было искажено жуткой гримасой, собрался с силами и внятно сказал:
— Наказание Всевидящего настигло!
Джас взревел и выскочил из шатра, его лошадь стояла неподалёку, метрах в десяти, полностью оседланная. И он рванулся к ней, собираясь в три прыжка добежать… Свистнул аркан, и веревка затянулась на его предплечьях, руки оказались прижаты к телу, не давая возможности достать меч. И как по волшебству отовсюду стали появляться люди, первыми вынырнули из дыма знаменитые лучники, держа наготове луки с натянутой тетивой и готовые выстрелить мгновенно… на любой шорох, они перебежками приближались к шатру. Джаса с огромной скоростью потащили на аркане, не удержавшись, он упал, понимая, что его тащит самый быстроногий из жеребцов Людига — Ураган, только он мог развивать такую бешеную скорость, мчаться, невзирая на ямы и буераки. Скачка продолжалась долго, от хваленых доспехов осталась половина, сам же господин являл собой печальное зрелище, — ободранный, оставшийся без штанов, с синяками и рваными ранами от протаскивания его по кустам глока, знаменитого своими колючками, с залитым кровью лицом, вымазанный в грязи и саже. Ураган остановился возле шатра, так недавно бывшего недоступным даже для наёмников Джаса. Плохо соображающий, он с трудом смог разлепить один глаз и увидел смотревшего на него Людига.
— Ну вот и встретились, враг мой Жеребец, давненько я мечтаю о таком. Прислоните эту падаль к столбу! — велел он своим воям, что было сделано незамедлительно.
— Я не буду тебе ничего говорить! — прохрипел Джас.
— А и не надо, твой пёс уже все поведал, а знает он очччень много! — Людиг кивнул вправо, откуда в подтверждение его слов донесся жуткий, какой-то нечеловеческий вой. — И о чем можно с тобой говорить, мерзавец, не рискнувший встретиться в честном бою, как должен поступить мужчина, умеющий только гадить исподтишка и мучить, грабить и насиловать? Отец твой, достойнейший человек, а сын — выродок. Что ж, ты свою долю выбрал… Оскопить его, Велиг, давай!
Джас в ужасе забился:
— Пощади…
— А ты кого пощадил? Вон лежат все те, кто тебе помешал — вырезанные от мала до велика, а ты пощадил девочку, которая в беспамятстве? Ты кого-то кроме себя пожалел? Велиг, если до утра не сдохнет, вырежешь ему язык, а потом отправим в Кайтун.
Сплюнув от мерзости, Людиг повернулся и пошел в шатер, где хлопотал лекарь, пытаясь привести в сознание девочку, а вслед ему несся жуткий вой… Велиг приступил к оскоплению.