Далеко за полночь измотанная Ольга подходит к Африканцу. Он сидит и смолит один косяк за другим, – ничего не помогает, мозг трезв и страшно ясен, как морозное утро после Верденской мясорубки. От Ольги, в черной альпаковой юбке, с шалью на плечах, с осунувшимся лицом, пахнет пионами – и от этого к горлу подкатывает тошнота.
– Пойдем выпьем, – говорит она ему.
Они уединяются в задней комнате чайханы. Задернутые шторы. Теплый оранжевый свет настольной лампы под абажуром. Дрожащей рукой она разливает виски. Позвякивает горлышко бутылки о края стаканов. Они пьют и долго молчат. Вдруг Ольга закрывает лицо руками. Плечи слегка подрагивают. Эта минутная слабость проходит, как только Африканец, скрипнув кожаным креслом, ставит свой стакан на пол. Она отрывает от лица ладони. Ее брови сдвинуты, а в чуть раскосых индейских глазах застыли слезы, которые она утирает краем шали. Он смотрит на нее с задумчивой полуулыбкой. А Ольга говорит:
– Слышала, тебя кинул Раджеш? Сколько он тебе должен?
Федька усмехается и продолжает смотреть все с той же странной улыбкой в уголках губ.
– И что, спустишь? Почему не сказал Зайке?
– Не хочу второго Хосе, – вздыхает он.
– Федор! – У Ольги в глазах требовательное беспокойство. Она нервно стискивает пальцами стакан и залпом допивает виски.
– Да не спущу, не волнуйся.
– Я тебе всегда говорила: ни один индус, ни один таджик, ни один гребаный латинос не может русского…
– Это не твои мысли. Это слова Зайки.
– Малыш, ты же не дурак. Так нельзя, – вздыхает она. – И прекрати на меня так смотреть. Я тебе не по зубам.
Он усмехается и отводит взгляд. Смотрит на зашторенное окно. Тяжелая штора покачивается от сквозняка. Похлопывая ладонью по кожаному подлокотнику кресла, он просит:
– Посиди со мной.
Ольга ставит стакан на стол и с грустной улыбкой подходит. Присаживается на подлокотник. Федька вдруг спрашивает:
– Как думаешь, если я завтра заведу с Зайкой разговор… Он меня отпустит?
– Не время, Федор. У него сейчас другим голова забита. Будет только хуже. Завтра Зайка встречается с Шимоном. Может быть, наконец договорятся о перемирии до весны.
Ольга проводит пальцем по шраму и свежим кровоподтекам на его скулах, вздыхает и говорит:
– Все образуется. Мы поставим их на место. Всех. Только ты не твори глупостей. Реши с Раджешем. И оставь эту рыжую, уже все знают, все говорят. Оно того не стоит. Тебя пора окатить холодным душем, пока ты на пустом месте не нашел себе проблем на задницу.
Он закрывает глаза, откидывает голову на спинку кресла.
– Не молчи. Тебе не пять лет. Дай мне слово.