С ширинкой справилась не сразу, и это, казалось бы, простейшее действие так сильно утомило, что она чуть не рухнула, дергая неподатливую шнуровку, чувствуя, как капли пота скользят по лицу.
Прислонившись здоровым плечом к стене, Вэл наконец добралась до нижнего белья и, когда пальцы щедро окрасились красным, стиснула зубы, со свистом выпуская воздух из горевших легких.
Вэл прикрыла глаза, восстанавливая дыхание.
Ублюдок. Долбаный ублюдок.
Захотелось заорать, завыть от бессилия, боли и тоскливой, всепоглощающей обиды.
Вэл подтянула пояс штанов, одернула тунику и обессиленно сползла по стене, пряча лицо в гудящих коленях.
Что же, может быть, это и выход – подхватить лихорадку и умереть так, как и должно такой, как она.
Жалость к самой себе окутала Вэл, поглощая душу.
Жалость и обида – и больше ничего. Она чувствовала себя преданной и не смогла бы ответить честно, что задело больше – предательство Раза или коварство Янисы.
Вэл, я люблю тебя.
Черные глаза на усталом лице, алая кровь на белом снегу, большое черное тело лошади. Раза целует ее, прощаясь навсегда.
Это волшебные слова?
Конечно.
Слеза стекла по щеке. Вэл закусила губу, задерживая дыхание, тщетно борясь с собой, а затем рот ее скривился, и тихие рыдания вырвались из груди.
Не имело никакого смысла строить из себя сильную, потому что она такой не была.
Потому что ее вообще больше не было.
Никто и ничто, слабая девчонка, возомнившая о себе слишком многое.
Потому что Раза уничтожил ее, сломав легко, точно слабое тонкое деревце, только-только научившееся противостоять ударам окружающей стихии, но забывшее о силе человека.
Нет, не человека. Силе зверя. Жестокого зверя, умело притворявшегося человеком.
Вэл ненавидела Раза, ненавидела так сильно, что буквально видела, каким черным стало собственное сердце. Таким же черным, каким была густая короткая шерсть предавшего ее зверя.
Судорога охватила тело, сотрясая плечи и выжимая скупые слезы.
– Смирись, девочка, – прохрипел бродяга. – Он еще придет за тобой, поверь моему слову.
Вэл подняла заплаканное лицо.
– Пусть катится в пекло, – жестко произнесла она, но бродяга только хрипло, надсадно рассмеялся.
– Это просто наказание. Браслет-то он оставил. – Смех перешел в лающий кашель, и мужчина схаркнул кровавый сгусток слизи себе под ноги. – Ты ему нужна. Считай, легко отделалась.
Вэл нахмурилась, переводя взгляд на свои руки. Тускло играя гранями из-под запачканного рукава туники, золотой браслет затейливого плетения обвивал правое запястье.
Сердце упало вниз, Вэл замерла, чувствуя, как холод пробирается в самую душу. Пальцы больной руки потянулись к застежке, тихий стон сорвался с губ, когда острая боль толчками разлилась от локтя до припухшей кисти.