Как отец и дед надо было жить, как отец и дед… Чтоб ни одна падла никогда не сказала, что Мохов был не мужик…
День седьмой
Утром его разбудил петушиный крик. Мохов потянулся, вставать не хотелось. Вспомнил, что отец любил по утрам обливаться холодной водой…
Потянулся за дедовой записной книжкой, которую так толком и не почитал. Открыл в конце… и задрожали руки, и сбилось с ритма сердце…
Здравствуй, Алексей!
Знаю, что прочтёшь. Меня скоро не станет, так что присматривать за родовым гнездом Моховых будешь ты. Не продавай дом. Впрочем, я уверен, что ты примешь правильное решение.
Напишу тебе то, о чём в нашей семье не принято было говорить. Поначалу, когда ты маленький был, Виктор не велел при тебе вспоминать об этом. Сам понимаешь, мальчикам не всё рассказывают. А потом… Потом мы с тобою на этот разговор так и не вышли. Оба хороши. Ну да бог с ним.
Весной сорок первого мы поссорились с Евдокией. Ну как это бывает… В Осиновке клуб был, где вся молодёжь собиралась. Как-то раз встретил я там одного товарища. Сели, выпили за встречу, разговорились. Дуся не дождалась, обиделась и ушла домой. А я, дурень, спьяну с первой осиновской красавицей загулял, с Машкой Зотовой. Охмурила она меня, пьяного, и домой к себе увела. Очнулся я у неё. Продираю глаза — рядом Машка лежит в чём мать родила. И старуха, бабка её, в комнату заглядывает. Отвернулся я к стене, лежу и думаю, как бы убежать оттуда. А тут мать Машкина, вставай, мол, дочка, с женихом знакомь. И Машка ещё смеётся, чего, мол, робеешь? Вчера какой смелый был, жениться обещал! Делать нечего. Оделись, значит, вышли, а там уже стол накрыт — дело к обеду было. И отец Машкин, Семён Кузьмич, за столом уже. Познакомились, выпили. И мать её: «Пашенька, ты ж нашу Марию не обижай. Она у нас девушка скромная». А я как на иголках сижу. Вот, думаю, попал, как кур в ощип. И мысли об одном — как бы так уйти, чтоб не видел никто. Дусе сразу же донесут, сарафанное радио надёжно работает. А не донесут, так Машка ж сама растреплет. И тут Семён Кузьмич говорит, давай, мол, женишок, лопату бери. Мы, говорит, картошку сажать начали. Вышли на огород, а я идти не могу, ноги деревянные. На соседних огородах людей полно, и все знакомые. Словом, донесли Дусе тут же. А ведь у нас дело к свадьбе шло. Мы ж одногодки с ней, нам по восемнадцать лет было. Вот и планировали на Илью свадьбу сыграть, потому что мне осенью в армию уходить было.
Я вечером к ней, а она и на порог не пустила. Ну тут и меня гордость взяла. Взял я Машку под руку и пошёл по всей деревне.