Писатели & любовники (Кинг) - страница 124

– Она была, наверное, как ты.

– Как я?

– Наверное, была любопытная, умная и дурашливая – в лучшем смысле.

Подносит мои пальцы ко рту и рассеянно прыгает по ним губами.

– С тех пор как моя мама умерла, я ее вроде как чувствую внутри себя иногда, – говорю. – Будто я ее проглотила.

Смеется.

– Проглотила.

– У меня все еще бывает, что я так чувствую – будто она внутри у меня, и между нами нет различия – или различие неважно.

Слушает, продолжая играть с моими пальцами. Ничего не говорит.

– Мне кажется, все дело в любви. Эта любовь должна куда-то деваться.

Он покусывает меня за мизинец. Медленно кивает.

– Думаю, она меня любила, – шепчет он моим костяшкам.

– Конечно, – говорю. – И до сих пор любит. Очень-преочень. И эта любовь всегда-всегда будет у тебя внутри.

Когда сидишь с детьми, время непредсказуемо. Целое утро, пока печем блины и играем в “колдунчики”, пролетает в одну минуту, а ждать, пока Джеспер завязывает шнурки или догоняет на своем велосипеде, можно целую вечность. Они ведут меня на свои любимые игровые площадки: туда, где есть тоннель, на ту, где высокие качели, ту, где есть стенка-лазалка. Едим кесадильи в такерии на Боу-стрит и банановые кексы в кафе по соседству. По дороге домой берем в “Блокбастере” “Миссис Даутфайр”^>119, готовлю макароны с сыром без всяких овощей, едим на диване, чего Оскар не разрешает. Джеспер забирается ко мне в постель в три часа ночи и на этот раз засыпает быстро, а мне кажется, что у меня не получится, но его дыхание и маленькие горячие ступни у моих голеней убаюкивают. В воскресенье у нас аквариум, продуктовый магазин, печенье и карточные игры. На ужин к возвращению Оскара они помогают мне приготовить лазанью. Самолет приземляется в 6:14. Вытаскиваем лазанью из духовки в четверть седьмого и глазеем на нее, сыр по краям еще пузырится. Мы проголодались. Чтобы отвлечься, играем в гараже в пинг-понг, но мальчишки спорят, кому играть на моей стороне, и потому я прекращаю игру и предлагаю им прочесть еще главу из “Робинзона Крузо”. Они вновь усаживаются по обе стороны от меня. Может, действительно все это не слишком рано. Может, мне здесь самое место. Думаю, вероятно, как раз здесь мне и место.

Мы там, где Крузо обнаруживает на своем острове человечий след, и тут Оскар открывает дверь. Облегчение. Не хотелось бы самой объяснять мальчишкам людоедов. Вскакивают с дивана и несутся к отцу.

– Вас не было на дорожке! – Он легко поднимает их от пола, по одному на каждое бедро.

– Мы не видели фар, – говорит Джон.

– А я мигал.

Оскар однажды поведал мне, что единственное хорошее в этих поездках – мигать фарами, когда подъезжаешь к дому, и смотреть, как мальчишки проносятся за окнами и выскакивают из дверей на дорожку, их фигурки ярко светятся на фоне асфальта. Но я про это забыла. Он видит “Робинзона Крузо” у меня в руке.