Писатели & любовники (Кинг) - страница 89

– Сколько?

Первый ее муж был из “Дюпона”.

– Нет.

– Да ладно, – говорит отец. – Назови цену.

Постукиваю счетом о поднос.

– Двадцать девять семьдесят пять. Приятной поездки домой.

Вместо того чтобы просто оставить наличку на столе, они вручают ее Фабиане на выходе. Происходит краткий обмен репликами, мне не слышно о чем, – и вот уж их нет.

Фабиана приносит мне чаевые на подносе. Меньше десяти процентов.

Цепляет кусок утки моей вилкой.

– Откуда ты вообще знаешь этих людей?

Думала, как только сбуду книгу с рук, пчелы улетят и я смогу расслабиться. Но пчелы хуже. Всю ночь я лежу впотьмах на своем матрасе, а пчелы возятся у меня под кожей. Пытаюсь утешиться мыслями о литагентах, читающих мою рукопись, но отношение к роману у меня начинает меняться. Вскоре любая мысль о нем окатывает меня стыдом. Шесть лет – и это все, что я могу показать? Пытаюсь удержать в голове всю эту вещь целиком – и не могу. Думаю о первых нескольких страницах, а паника расцветает у меня в груди, прет, как пожар, к конечностям. Смотрю, как стрелки часов перебирают цифру за цифрой, пока не светает.

Днем тоскую по работе над ней. Я утратила доступ к миру, где моя мама – еще девочка, читает у окна или быстро-быстро кружится на улице, косички взлетают над спиной высоко. Вне тех страниц она мертва. Кажется, не кончается и не кончается череда всего, что делает мою маму все мертвее.

Гинеколог отправил меня на маммограмму. Сказал, что вручную мои груди проверять трудно, поскольку они волокнистые. Чувствую себя от этого зерновыми хлопьями.

Лаборантка груба. Она пихает и дергает мою правую грудь в нужное место на стеклянной пластине, опускает другую пластину нажатием кнопки, и когда она прижимает так, как я едва могу терпеть, лаборантка опускает пластину еще ниже. Чуть погодя ей предстоит приподнять пластину и запихнуть мою плоть еще глубже. Работать бы ей гончаром или шеф-поваром. Руки сильные, непоколебимые. Напоминает мне линейных поваров, фарширующих картошку.

Отрабатывая последнее положение, она просит меня отвести плечи назад, и когда у меня вроде не получается сделать так, как ей надо, она отводит их сама.

– Хорошо, – говорит, но пальцы у меня из подмышки не убирает. Перебирает ими. – Хах, – говорит.

– Что?

Еще перебирает.

– Вы с этим проверялись?

– С чем?

Она убирает руку, я сую туда пальцы.

– Ничего не чувствую.

Интересно, она, что ли, из таких, кто убеждает других людей, что они больны, – опосредованный Мюнхгаузен? Тогда карьера в медицине для нее вполне уместна.

– Вот. – Она помещает мои пальцы прямо в сустав и двигает ими поверх твердой – другое слово и не подберешь – шишки. Пальцы у меня отдергиваются – отрицание на мышечном уровне. Ощупываю другую подмышку. Ощупываю и ощупываю. Просто хочется быть симметричной. Пара шишек кажется гораздо желаннее. Ничего. Она там тоже прощупывает.