Из поясов, ружейных ремней, уздечек и подпруг связали веревку и начали опускать разведчиков в пропасть. Условились: если можно прорваться, хлопцы дергают бечеву трижды, а если дело плохо — дважды.
Олекса опустился ногами прямо в воду: под обрывом журчал ручеек; затем сильными руками подхватил ребят и поставил на скользкий камень. Пробирались колючими кустарниками, обходили острые камни, валуны, пока Григорий не споткнулся обо что-то волосатое. «Часовой», — мелькнула мысль. Уже падая, выхватил кинжал и что было сил вонзил в него. Удар пришелся в полураскрытый рот казака, который сидя прикорнул под скалой, закутавшись в бурку. Олекса прикончил второго. Впереди — как раз у выхода из ущелья — кое-где чернели каменные баррикады и гнезда, из которых тянулись вверх пулеметы, нацеленные на вершину Недремной. Поодаль фыркали лошади, пахло жареной бараниной.
— Гриша, — прошептал Олекса, — иди и дерни три раза. Прорвемся!
В течение часа спустились семьдесят шесть человек — все, что осталось от полка. Истощенные, обросшие, оборванные люди бросились на врага с такой яростной решимостью, с таким громовым безудержным «ура!», что даже затряслось ущелье, а эхо умножило голоса, и самим партизанам показалось, что в атаку идут тысячи. Шкуровцы, охранявшие ущелье, без единого выстрела сдались: часть перешла на сторону красных, остальных порубили.
Червонные казаки очутились на конях, пулеметных тачанках. Пленные удобнинские белоказаки — почти соседи с попутнинцами — срывали погоны, братались, цепляли к папахам красные ленты. Они сообщили, что ближний хутор Новый Кагарлык забит обозами. Сто пятьдесят две подводы с одеждой, оружием, патронами и провиантом.
Окрыленные победой, красные казаки ворвались в хутор, уничтожили небольшой конвой и захватили весь обоз. Среди ночи запылали костры, загудело в дымоходах беленьких хат, запахло печеным, жареной колбасой. Пока подоспевшие по тревоге отряды шкуровцев в темноте бомбардировали ущелье, поливали свинцом вершину Недремной и обстреливали друг друга, врываясь с противоположных сторон в ущелье, ставропольчане, побрившиеся, сытые и хорошо вооруженные, выступили на рассвете в поход, разослав вокруг дозоры. Все были одеты в добротные бурки, привезенные с гор в дар генералу Шкуро, новые черкески, английские ботинки с шипами.
Полк, выросший до двух сотен, принаряженный башлыками и яркими лентами, двигался грозной силой. Впереди — под охраной — тянулся обоз. Возчики — спокойные полтавчане, давненько осевшие в плодородных долинах под Пятигорском и Ессентуками, только что записались в Ставропольский полк и решили делить с червонным казачеством все трудности и радости походов и битв. Далеко были их семьи, еще дальше — родные края. И перекатывалась трогательная мелодия родной песни из конца в конец по обозу: