– Слезай! – заорал Опалин.
По правде говоря, к своему приказу он прибавил много энергичных выражений, не одобренных словарями, так что даже Киселев, который много чего успел в своей жизни наслушаться, поглядел на молодого человека с невольным уважением.
– Куда я слезу, – бубнил сверху ночной гость, – ты меня стрельнешь…
– Я в тебя и так выстрелить могу!
– Ой, мама, – простонал незнакомец и, судя по его движениям, попытался перебраться на потолок. Люстра закачалась. Это было большое, многоярусное сооружение из бронзы, явно висевшее тут с дореволюционных времен – и хотя, судя по всему, она могла выдержать вес некрупного человека, неизвестно было, на сколько еще хватит ее ресурса и не рухнет ли она под тяжестью примостившегося на ней беглеца.
Опалин обернулся к учителю, тотчас же приметил все странности – и то, что Платон Аркадьевич был полностью одет и не походил на человека, которого ночью неожиданно выдернули из постели, и то, какое оружие у него было в руке, и недобро усмехнулся.
– А! Непротивленец! Скажи-ка мне вот что: вы все, непротивленцы, с комиссарскими наганами ходите?
– На нем что, написано, что он комиссарский? – пробурчал учитель, убирая оружие. – Просто наган.
Он огляделся, задержавшись взглядом на бечевках, которые были там и сям растянуты под окнами и поперек прохода, и повернулся к Опалину.
– Твое? – спросил Платон Аркадьевич, потирая колено, которое начало ныть.
– Мое. Я ему ловушку устроил.
– Значит, у меня в коридоре тоже ты веревки протянул?
– Ну, я. – Опалин кивнул на люстру. – Ты его знаешь?
– Это Кирилл Снегирев, – сказал учитель. – Племянник Пантелея. Кирюха! Слезай, мы тебя узнали. Кончай валять дурака!
– Он меня убьет, – отозвался сверху парень дрожащим голосом. – Я его боюсь.
Опалин поглядел на Киселева, дернул щекой и убрал браунинг.
– Сломаешь люстру, сволочь – сам же будешь чинить, – пригрозил он, обращаясь к Снегиреву. – Это казенное имущество, народное! Его не для того повесили, чтобы ты там прыгал…
– Кирюха, хватит, – вмешался учитель. – Если люстра упадет, я тебе не защитник, ясно? Слезай, разговор есть.
Помявшись, Кирюха стал неловко перебираться с люстры на столы. Это был среднего роста, русоволосый, тощий малый с птичьим носом, одетый скверно даже по деревенским меркам. Глядя на него, Опалин внезапно вспомнил, где его видел. Точно: именно Кирюху вчера распекала баба во дворе Пантелея, крича, что он дармоед и много ест.