В прежние годы мы часто именно так проводили время. Наши дети — Ной, Алекс, Финиан и Викрам — росли вместе с той самой поры, как мы впервые их, годовалых, привели в местную библиотеку послушать сказки. Потом дети пошли в школу, и наши посиделки стали регулярными — мы любили делиться новостями и болтать о работе, наших семьях, о спектаклях. Иногда вокруг нас вихрем носились дети, иногда мы оставались одни. Драгоценные часы, когда ребенок в школе и можно было бы поработать над книгой о макроэкономической политике Непала, я блаженно тратила на дружеский треп.
Теперь мы сидим на той же кухне, но та жизнь закончилась. Я была уверена, что мы никогда больше не соберемся вот так. Даже когда я решилась на то, чтобы приехать в свой лондонский дом и провести в нем несколько дней, конечно, не планировала никаких посиделок. Я даже специально думала о таком варианте, но отбросила его: «Это был бы полный кошмар — слишком “как раньше”, а потому совершенно невыносимо». Но прошло всего несколько часов, как я вошла в дом, — и вот сама уже звоню подругам. И сразу начинаю паниковать. Будет совсем не то что наши мимолетные лондонские встречи последних четырех лет. Их обстановка — кафе при книжном магазине Foyles, турецкий ресторан в Сент-Джонс-Вуде — позволяла хоть как-то спастись от реальности. Но здесь, в доме, я подойду вплотную к жизни, которую утратила, и эта близость меня раздавит.
Я оказалась права. Мы сидим за столом на кухне, и меня охватывает чувство, будто все осталось прежним, что все живы. Конечно, ведь сегодня один из тех дней, когда мы с Фионнуалой возим сыновей на футбол в дурацкий спортивный комплекс, куда почему-то можно попасть только через мужскую раздевалку, набитую полуголыми молодыми баскетболистами, — и мы, честно говоря, не жалуемся. И снова приходится себя одергивать: «С той жизнью покончено». Но как это может быть? Ведь вот же мы здесь. Сидим за моим кухонным столом — как всегда. Пар от чайника поднимается и плывет к небольшому окошку над мойкой — как всегда. Кран капает, если сильно не закрутить, — как всегда. Грязные ботинки сыновей стоят прямо у кухонной двери, будто мальчики только вошли и находятся где-то в доме. Разноцветные следы от фломастеров Малли на столешнице…
Подруги нашли, что дом остался уютным и гостеприимным — как всегда. Им страшновато было идти сюда; они не знали, как будут себя здесь чувствовать. Последние четыре года они старались не смотреть на этот дом, когда проезжали по нашей улице. На Ниру сильно подействовал вид нашего сада, он напомнил ей детские дни рождения, которые мы в нем отмечали. Теперь мы едим горький шоколад и говорим об этих праздниках. Смеемся, вспоминая, как Вик запустил мяч в соседское окно. Мы сидели именно за этим столом, когда услышали звон и грохот.