Когда я завершил возню с одеялом, Мэри спросила:
– Итак, что дальше? Кайф под тентом? Или все-таки поплывем?
Я опустил все напрашивающиеся замечания на тему, куда нам лучше направиться: к Австралии или, может быть, в Южную Америку. В этих обстоятельствах они вряд ли сошли бы за удачную остроту. Я сказал:
– По-моему, нам надо быстрее убираться отсюда... Пока дождь, Флеку черта с два нас найти, но стихия гарантиями пренебрегает, чужд ей этот жанр. Почему бы нам не податься на запад? Туда ветер дует. Там, вероятно, находится остров, если только Флек не слишком мудрит с курсом. И плыть туда легче, чем куда-нибудь еще.
– А не вычислит ли Флек твои планы?
– Если он сочтет нас достойными соперниками – пускай вдвое уступающими ему в хитрости, – он решит, что мы ушли в другую сторону. Э-эх, где наша не пропадала!
Плыли мы медленно. Она была права: перспектива стать рекордсменом на водной дорожке ей не угрожала. А тут еще две канистры и промокшее одеяло! Все же за первый час мы покрыли приличное расстояние, подобрав себе подходящий режим: десять минут – движение, пять – отдых. Это занятие вполне потянуло бы на гран удовольствия, кабы не смутное подозрение: так можно плыть целый месяц и никуда не приплыть. А в остальном все обстояло прекрасно: теплое море, дождь стихает, акулы пока отсиживаются по домам.
Часа примерно – по моей прикидке – через полтора Мэри затихла, приумолкла и даже перестала реагировать на мои вопросы. Тогда я сказал:
– Хватит. С нас достаточно. Неизрасходованную энергию прибережем на выживание. Если Флек уклонится от курса в эту сторону – что ж, значит, нам не повезло. Под такой звездой родились... И тут уж ничего не поделаешь...
Я расслабился, ноги мои приняли вертикальное положение, и вдруг у меня вырвался непроизвольный крик, как если бы я наступил на осу или на змею. Моей ноги коснулось нечто. Нечто большое, осязаемое. В море пребывает огромное количество больших осязаемых одушевленных предметов.
Но у меня на уме сейчас оказался только один такой предмет: с треугольным плавником, футов пятнадцать в длину, с огромной разинутой пастью, подобной невыстрелившему капкану на медведя. И вдруг меня осенило: вода-то спокойна. Я вновь опустил ноги, медленно, с опаской, но опустил. Тут как раз Мэри заинтересовалась:
– Что с тобой? Что происходит?
– Вот бы сюда Флека с его шхуной, – молвил я мечтательно. – Тут бы им и конец.
Итак, все было совсем наоборот. Большое осязаемое не прикасалось к моей ноге. Напротив, моя нога прикоснулась к большому осязаемому – и, добавлю, основательному. Согласитесь, это в корне меняет дело.