— Баба! — с удивлением сказал кто-то.
А самолет заурчал опять и тихонько побежал полем к лесу. Чуть не задев колесами верхушки берез, поднялся, сделал круг над полем и скоро пропал из глаз.
Теперь уже все глядели на идущую женщину.
— К нам! — тревожно загалдели старики.
— Отчаянная какая! — ахнула одна из баб. — На ероплане летает. И чего ей тут нужно?
Чем ближе подходила женщина, тем больше дивился народ.
— Пожилая, видать.
— Глядите-ка, зонтик в руке-то!
— А как же: скрозь облака летела!
Женщина шла неторопливо и важно: видать, была из городских — в длинном черном пальто и белой косынке, несла в руке небольшой черный чемоданчик, а зонтиком подпиралась.
— Докторша! — определил уверенно Лихачев. — Не иначе, оспу всем прививать будет али уколы делать.
— Может, какой представитель власти из центра? — гадал Тимофей. — По срочной надобности, должно…
Все затихли сразу.
И вдруг Елизар Кузовлев, которому с трактора виднее было, засмеялся:
— Братцы, а ведь это тетка Соломонида!
Но никто этому не поверил, пока та не подошла ближе и не поклонилась всем.
— Здорово, родимые!
От удивления никто ей не ответил. Тимофей оторопело смотрел на свою жену: она и не она! Подавая мужу руку лодочкой, Соломонида и ему поклонилась низко.
— Здравствуй, Тимофей Ильич! Привет тебе шлют детки наши.
Обступили тут все Соломониду кругом, оттерли Тимофея в сторону и проходу ему к жене не дают. Савелка Боев шугнул прочь ребятишек, усадил ее рядом с собой, на канавке.
— Ну-ка, сказывай, что там за околицей-то деется?
А Назар Гущин, напустив дыму в черную бороду, потребовал:
— Делай доклад, Соломонида!
Принялась Соломонида рассказывать по порядку: и как к сыновьям ехала, и что в дороге видела, и о чем народ ноне толкует.
Мужики слушали ее не перебивая, наклонив раздумчиво головы и осторожно покашливая.
Бабы так и застыли немотно. Ребятишки пораскрывали рты, как изморенные жарой галчата.
Долго рассказывала Соломонида, а когда приумолкла, Назар Гущин вытянул длинные ноги и, разглядывая свои опорки, тряхнул плешивой головой.
— Видать, вся Расея в одну сторону качнулась.
Не то жалея, не то радуясь, Константин Гущин досказал за брата:
— Теперь не будет мужику дороги назад. Шабаш!
Савелка Боев, пощипывая рыжую бороденку, сердито оскалил мелкие зубы:
— Поехал, так не оглядывайся!
Константина передернуло от этих слов. Повернув к Савелке узкое корявое лицо, он зло напомнил:
— Тебе оглядываться незачем. У тебя ничего с воза не упало. А я в колхоз пару коней да трех коров свел…
— Будет вам! — выругал их дядя Григорий и закашлялся, согнув костлявую спину. — Дайте послушать человека! Говори, Соломонида…