— Подготовлю, подготовлю, Магомед Гиреевич. Мне бы только стол и стул.
— Прошу следовать за мной! — сделал приглашающий жест капитан.
Понаблюдав за удалявшейся в сторону крепости процессией, Кунцевич покачал головой.
Мечислав Николаевич поднялся на свой третий этаж, зашёл в номер и хотел было пойти принять ванну, но в дверь постучали.
— Входите! — с неудовольствием разрешил титулярный советник.
Дверь распахнулась и перед ним предстал… давешний шулер.
— Позвольте, Мечислав Николаевич?
— Прошу… — сказал Кунцевич несколько удивлённо, — чем обязан?
— Перво-наперво разрешите представиться, господин титулярный советник, я — Роман Иванович Заблоцкий, более известный в определённых кругах как Ромка-штосс. В ответном представлении не нуждаюсь, потому как ваша личность мне доподлинно известно.
— Вот как! И откуда, позвольте поинтересоваться?
— Всякий уважающий себя фартовый должен знать в лицо языков[79] родной сыскной полиции. Я вас сразу срисовал.
— Земляк значит. Ну а для чего явились, скажете?
— Конечно скажу. Пришёл просить вас не высылать меня из здешнего райского уголка.
— И денег, наверное, принесли?
— Мечислав Николаевич! Приличный фартовый языков не только в лицо знает, он и с их характером знаком. Я знаю, что денег вы с меня не возьмёте. Я на другое вашу благосклонность поменять хочу.
— На что же?
— На информацию.
— На что, простите? А, информасьон, сведения! Что это вы по-французски?
— А это разве по-французски? Не знал. Сейчас это словечко весьма модно среди интеллигентных людей.
— Да? Не слышал о такой моде. Ну, да бог с ней. Что имеете предложить?
— Я знаю — вы человек слова, поэтому никаких гарантий не потребую. А известно мне следующее — Шереметевского не эсдэки положили, и даже вовсе не революционэры.
— Случилось мне по весне сгореть[80] в Ростове. И познакомился я в тамошней цинтовке[81] с одним политическим. Сошлись мы, сдружились, и он, когда его в другую тюрьму переводили, дал он мне один адресок, куда велел кое-что сообщить. Я нового кореша не обманул — как освободился, так пошёл по тому адресу, да только чуть опять не влип — меня там жандармы ждали. Я конечно дёру — они за мной, стой, кричат, не то стрелять будем. Бегу я по улице, готовлюсь новый срок мотать, а тут рядом со мной пролётка останавливается, а в ней — мадмуазель. Садитесь, кричит. А меня уговаривать не надо — вмиг вскочил. Понеслись мы по городу, ну и унеслись… Остановились, очухались, мамзель и спрашивает, кто вы товарищ, откуда. Я говорю, так и так, из цинтовки, от такого-то, просил сообщить то-то и то-то. А у ней слёзы на глазах. Повесили, говорит, нашего товарища царские сатрапы, а в квартире, чей адрес он мне дал, засаду устроили. Но партия их об этой засаде прознала и стали они наблюдать за квартирой, чтобы товарищей своих, кто по незнанию туда пойдёт, предупредить, значит. В тот день было её дежурство. Меня то она не предупредила, потому, как личность моя ей была не известна. Ну а когда за мной пауки погнались