Нужно ли продолжать? Литература есть литература, и журналистика — ее родная сестра. И писатели, многие из которых были и журналистами, выбирая сюжет, метод и средства его воплощения, находили такое соотношение добра и зла, которое делало их творения действительно нужными, необходимыми, отличными от полицейских протоколов. Вспомним пронзительные строки А. Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»
Уверяю вас, коллеги-журналисты, авторы уже написанных и будущих жутких репортажей и холодящих кровь фотографий: все ваше творчество — однодневка, судебный очерк в нынешнем его виде, поданный как дежурное блюдо об убийстве, да еще с фотографиями трупов, — калиф на час, о нем забудут через несколько дней. Должна ли к этому стремиться журналистика?
Слово, фотография, телерепортаж — это не только средство воздействия на людей, но и орудие труда, обоюдоострый, как кинжал, профессиональный инструмент. Обращаться с ним следует деликатно, с известным тактом и осторожностью. Вспомним Шекспира, конец его бессмертной трагедии:
«Пусть Гамлета поднимут на помост,
Как воина, четыре капитана.
Будь призван он, пример бы он явил
Высокоцарственный: и в час отхода
Пусть музыка и бранные обряды
Гремят о нем. Возьмите прочь тела. —
Подобный вид пристоен в поле, здесь он тяготит…».
Так великий драматург и гуманист на долгие времена дает человечеству пример должного отношения к павшим.
P.S. Надеюсь, что публикация этого материала станет началом серьезной дискуссии. Хотелось бы выслушать мнение и других заинтересованных лиц — журналистов (прежде всего моих коллег-репортеров), юристов, медиков, социологов.
К утру следующего дня после указа о моратории президент распорядился предоставить ему материалы СМИ по вопросу отмены смертной казни, включая отзывы зарубежной прессы. В кабинетах огромного здания президентской администрации на Старой площади закипела работа, которой занялся солидный штат референтов и переводчиков.
Ровно в девять тридцать помощник Александр Снегирев вошел в кабинет президента. Положив на стол объемистую папку, он сел напротив Кедрова в ожидании вопросов. В отличие от предшественников президент не любил слушать стоящего собеседника. Все об этом знали и, за редким исключением, сразу, без приглашения, садились лицом к лицу с главой государства.
Снегирев раскрыл папку:
— Вчера по России все-таки исполнили две высшие меры, Николай Борисович …
— Что так? — чуть повысив голос, спросил президент.
— Первое исполнение произошло в тюрьме под Якутском, — Снегирев положил перед Кедровым соответствующий факс. — Там разница с Москвой в шесть часов, и около трех ночи расстреляли некоего Стратенкова, вырезавшего семью из семи человек с поджогом дома. Рано утром ликвидировали сексуального маньяка в Тригорске, за ним убийства шестнадцати женщин. Туда указ запоздал всего на какой-то десяток минут, есть соответствующая справка из УИНа области. А второго смертника, террориста Дамзаева, взорвавшего автобус под Волгоградом, которого планировали расстрелять часом позднее, в соответствии с указом не успели ликвидировать. Туда к утру указ о моратории как раз и запоздал.