Леди долго смотрела на слугу.
– Вот и запомни это хорошенько, – приказала она и потерла подбородок. Раздался ощутимый скрежет. – Говоришь, реальность – просто слова. Значит, слова и есть реальность. Но как слова могут стать историей?
– Та пьеса была очень хорошей, – мечтательно протянул герцог. – Актеры дрались, но никто не умер по-настоящему. И некоторые произносили весьма неплохие речи.
Со стороны герцогини снова донесся скрежет.
– Шут?
– Да, миледи?
– Можешь написать пьесу? Такую, что пойдет по свету, которую будут помнить еще долго после того, как стихнут слухи?
– Нет, миледи. Тут нужен особый талант.
– Но ты ж его сумеешь найти?
– Да, такие люди есть.
– Вот и найди нам мастера, – пробормотал Флем. – Лучшего. Найди лучшего. Правда непременно вскроется. Найди мастера.
* * *
Шторм отдыхал. Не сильно хотел, но отдыхал. Последние две недели он подменял знаменитый антициклон над Круговым морем, каждый день болтался на холодном фронте и радовался любой возможности выкорчевать какое-нибудь дерево или закинуть фермерский дом в ближайший изумрудный город. Но бесконечно это длиться не могло.
Шторм утешал себя, что даже легендарные ураганы прошлого – например, Великий Шторм 1789 года или ураган Зельда с ее потрясающим дождем из лягушек – тоже пережидали вынужденный застой на определенном этапе своей карьеры. Такова уж традиция.
Вдобавок он славно поразмялся в долинах, обрушив на миллионы жителей снег и лютый холод. Теперь заняться было решительно нечем, разве что вереск на болотах тормошить – что ж, нужно отнестись к этому философски. Будь он человеком, сидел бы сейчас шторм в картонном колпаке в какой-нибудь забегаловке да убивал бы время, поедая гамбургеры.
В настоящее же время он наблюдал, как три фигуры медленно пробираются по пустоши, решительно сходясь у проплешины, где торчал камень – вернее, обычно торчал, сейчас паршивец куда-то подевался.
Опознав в гостьях старых знакомых и специалисток, шторм поприветствовал их совершенно неуместным в это время раскатом грома, впрочем, его усилия прошли незамеченными.
– Чертов камень пропал, – сказала госпожа Ветровоск. – Что ж, тут полно других.
Ее лицо можно было назвать бледным, даже художественно бледным – если, конечно, картину писал бы некий весьма склонный к неврозам мастер. Матушка выглядела так, словно собралась на дело. Причем на плохое дело.
– Разводи огонь, Маграт, – привычно велела она.
– Неплохо бы сейчас по чашечке чая пропустить, – нараспев произнесла нянюшка Ягг, точно мантру, и покопалась в складках своей шали. – С добавкой. – И выудила небольшую бутылку сидра.