— В газетах писали об этом случае. Приходили задавать эти вопросы инспекторы, потом два симпатичных молодых человека, очень вежливых, но твердо решивших заставить меня говорить все, что я знаю.
— И?..
— Я отвечала так же откровенно, как они задавали вопросы. И все же у них не было такого… решительного вида, как у вас. Что же в точности произошло с Гамильтоном?
— Убит, сокровище. Я знаю, как, но не знаю, почему.
— А этот Луи Агрунски?
Я пожал плечами.
— Имя. Больше ничего. Теперь с этим закончено.
— Я сожалею.
— Почему?
Сладкий запах ее духов был нежен, как у ночных цветов. Ее пальцы коснулись моей щеки. Как дуновение, ее губы коснулись моих волос, в то время как она шептала:
— Потому что я вас больше не увижу.
— Боитесь мушки, паук?
— У меня не было времени соткать вокруг нее паутину.
Мои пальцы сомкнулись на шелке ее волос, я притянул ее голову к своему лицу:
— Это ни к чему не привело бы, детка, я всегда разорву ее.
— Борьба была бы жестокой.
— Ты считаешь?
— Нет… не до такой степени, в конце концов вы бы унесли ее с собой.
— Я всегда выигрываю, детка.
Она улыбнулась предлагавшими себя влажными розовыми губами. Я раздавил их своими. Ее жар обволакивал меня таким пламенем, против которого я не мог устоять.
Стакан упал из моих пальцев и разбился о паркет. Медленным движением она скользнула на мои колени, растянулась, ослабев, вздрагивая под моими пальцами.
Ее голос стал как стон, рыдание, шепот; дыхание — нежное, очень нежное, оно ласкает мои губы, она совсем близко от меня, я держу ее лицо в ладонях, я погружаю свой взгляд в ее расширенные зрачки глаз… молящие глаза… она задыхалась…
— Тайгер… сейчас, я умоляю тебя!
Камилла Хунт встала, она походила на настоящее животное, замечательно примитивное, которое одним рывком освободилось от цивилизации, культуры. В пылу своего желания она не стала ждать, чтобы я раздел ее. Мановеньем рук она полностью разделась… Ее тело имело цвет золотистого шелка, за исключением тех мест, которые были прикрыты бикини. Очарование ее шеи… бедер… прекрасная линия ее живота… произвели на меня впечатление… настоящего шока… Я протянул руки… мои пальцы приникли к этой эластичной коже, и я притянул ее к себе.
Мгновенно весь мир провалился в тартарары. Было слышно лишь прерывистое дыхание дикого желания… вздохи… восклицания триумфа… стоны… экстаз до такой степени, что забывается все остальное, все меркнет!..
2
Взгляд на часы, и я, страшно обозленный, что прошло столько времени, стал трясти Камиллу, чтобы разбудить ее.
Там, за стенами, уже наступила ночь.
— Камилла!