Послали за вином Пилю. Сел Пиля на оленя и на другой же день под вечер привез четверть спирту. У Пили — пальма да трубка… Было ружье, но он его пропил. Ему все равно, где жить. Остался он у Василия.
VI
Пировали у Анны с вечера до утренней зари. Пели песни, объедались олениной, ссорились, мирились, хохотали. Чоччу была грустная. Когда пели песни, она как-то по-особому грустно смеялась либо плакала, размазывая по лицу слезы.
— Чего ревешь? — кричал Пиля. — Ты вдова, я вдова… Давай вместе! — и лез к Чоччу целоваться.
Василий тяжело задышал, быстро схватил Пилю за ноги и сильным броском перекувырнул его.
— Пошто бьешь?! — визжал Пиля, отдирая руки Василия от своих черных растрепавшихся кос.
Анна схватила чашку вина, залпом выпила, а остатки плеснула в глаза Василию.
— Кок! — крикнула Чоччу. Она хотела броситься к Анне, но остановилась и горько заплакала, тыкая пальцем в ее лицо:
— Ты!.. Ты!.. Все ты!.. Ну, ладно… Вот ужо…
Однако все скоро успокоились. Хмель свалил всех. По чуму — храп и бормотанье.
Ниру тормошил мать, плакал, злился, кричал. Мать не откликалась. Ниру, боязливо оползая храпевшего с разинутым ртом страшного Пилю, подполз к отцу. Но и от него ничего не добился.
Ему очень хотелось есть. Сидя возле отца, он поднял вверх голову и долго выл диким, без слез, голосом. Взгляд его упал на большой котел, у которого, крутя хвостами, работали собаки, — Ниру весело крикнул: «У!» — и заулыбался. Он подполз к котлу, ухватился за его края и поднялся между кривой Камсой и черным трехпалым кобелем.
— У! — вновь крикнул он, заглянул в котел и потянулся за добрым куском мяса. Тут Камса лизнула его в самый рот. Ниру чихнул, покачнулся и заплакал. Но сквозь слезы увидал полуобглоданную кость, схватил ее и стал сосать, зажмурясь и урча. Собаки подняли возле котла грызню. Ниру со страхом отполз в темный угол и забился между сумами.
— Геть! Геть! — заорали враз четыре оторвавшиеся от земли головы и тотчас же упали. Собаки воющим, визжащим клубком выкатились вон.
— У! — одобрительно сказал Ниру и пополз к большому куску сахара.
На другой день, когда Ниру уснул, Василий с Анной пошли в гости к Чоччу.
У Василия болела голова. Анна опохмелилась и шагала бодро.
— Отчего не пошел Пиля? — спросила она.
— Не надо… Больно худой… Больно лезет…
— Ты ему вырвал косу.
— Пускай!
— Чоччу возьмет его к себе.
— Она тебе сказала?
— Знаю.
У Василия пальма острая. Силы в ней сегодня много. Вот только голова… Он шел впереди Анны и разговаривал с ней через плечо.
— Ты врешь, — сказал он раздраженно и ударил пальмой по осине. Ствол дерева толстый. Крякнула осина, но не свалилась.