– Ну, может… – начал было Зуев.
– Нет, не может, – резко перебил его искусствовед и помягче добавил: – Неделя – ерунда.
– Для кого ерунда, – мрачно ответил Зуев. От одной мысли, что ему придется везти картины назад, он мученически застонал. – Витя, – обратился он к Шувалову, когда они выбрались из кабинета, – понеси ты… хотя бы до метро.
– Возьми такси, – посоветовал Шувалов.
– У меня нет денег. Дома тоже ни гроша. Вчера Лариса последние истратила на зубную пасту. Зачем ей столько зубной пасты – ума не приложу. Целую сумку притащила.
Они вышли из магазина и направились к метро. Зуев, чертыхаясь, прижимал к себе картины, а Шувалов изучающе посматривал на него и о чем-то соображал. Наконец он предложил:
– Хочешь, я куплю их у тебя?
– Купи, – не раздумывая, охотно согласился Зуев, но тут же добавил: – Только не как самовар.
– По пять рублей за штуку, – сказал Шувалов.
– Ты паук, Витя, – обиделся Зуев. – Пять рублей за немецкий лубок прошлого века! Это же не побитый самовар, который ты, кстати, продал за сорок.
– А пропили мы в тот вечер сто.
– Сто?! – искренне удивился Зуев. – Пили портвейн и пропили сто рублей? Что ж мы, два ящика выпили?
– А ты не помнишь, как мы под конец поехали на Ордынку? Сколько там было человек?
– Не помню. Ей-богу, не помню. Это что ж, мы брали выпить?
– Я, – поправил его Шувалов.
Некоторое время друзья шли молча. Затем Зуев громко вздохнул и выдавил из себя:
– Ладно, бери по пять. Не домой же мне их тащить.
Шувалов остановился, деловито достал бумажник и расплатился с Зуевым. Затем он ухватил покрепче картины, и они продолжили путь.
Зуев повеселел. На обратном пути ветер дул в спину, свободные руки можно было засунуть в карманы, в одном из которых лежали две непочатые пятерки, а впереди был целый день.
– Может, на Ордынку заглянем? – предложил Зуев, и глаза его блеснули тем живым огоньком, который частенько предвещал начало бесшабашного загула.
– Давай, – согласился Шувалов. – Оставлю пока там это барахло. Не хочется домой ехать.
– Мне бы только на работу заскочить, на пять минут, – сказал Зуев и посмотрел на друга. – Два дня уже не был, – словно оправдываясь, пояснил он.
– Потом заскочишь, – ответил Шувалов.
Они вышли на перекресток и почти сразу остановили такси. В машине было тепло, пахло дерматином и нагретым маслом, а после вселения двух пассажиров к скромному букету добавился аромат мокрой одежды. Все вместе это напоминало запах псины.
Дверь им открыла Галя – хозяйка квартиры, одинокая женщина лет сорока. Когда-то, видно, она была красавицей, но последние несколько лет вела неправильный образ жизни и сильно сдала. Кожа ее сделалась дряблой, глаза и волосы потускнели, а формы опустились вниз и при ходьбе как-то развязно подпрыгивали.