И вот оперативная разведка германского Генерального штаба северной группы армейских войск обращается к нам с осторожным вопросом: нельзя ли использовать против партизан формирующиеся русские национальные батальоны?
Вопрос в исторической перспективе совершенно ясен.
От того, как сдадут боевой экзамен русские батальоны, будет зависеть их будущая организационная судьба. Быть может, судьба будущей Российской национальной освободительной армии, а вместе с ней, как нам тогда казалось, и вопрос освобождения российской нации от революционной коммунистической идеологии.
Долго раздумывать не приходилось.
1-й русский национальный батальон был выдвинут на линию партизанского огня.
По понятным читателю причинам я рвался в расположение моих батальонов. Но Генеральный штаб армейской группы задержал меня в Пскове чрезвычайно важной и спешной работой. Вызванный мной по прямому проводу капитан, командир батальона, старый ветеран Гражданской войны, доложил, что политически опасаться нечего. Батальон, как офицерский, так и солдатский состав, глубоко охвачен национальным духом, хотя и состоит на 80 процентов из бойцов Советской армии. Батальон прекрасно вооружен и в совершенстве подготовлен. Командир батальона опасается только большого численного превосходства партизан, засевших в местных лесах.
В слегка морозную ночь северной осени батальон силой 400 штыков вышел из своих казарм и потянулся к месту боевой операции.
На рассвете, развернувшись в боевой порядок двумя ротами, оставляя третью в резерве, батальон начал входить в высокий лес.
Итак, первый бой. Первое огневое крещение русских национальных воинских соединений.
Пусть не говорят пацифисты об ужасах огневой войны. Каждый профессиональный солдат знает и другую сторону боя. Знает его красоту и величие. Величие любви, кто душу свою полагает за други своя — за идею, за жизнь своей нации и за ее государственную и историческую славу.
Солдат знает жгучую красоту, выходящую за сферу линии трансцендентального бинома — добра и зла.
Красоту напряжения до отказа психических сил, когда ритм человеческого сердца сливается с дыханием природы, когда все чувства обострены до предельной, болезненной крайности, когда между небом и землей рушатся все границы видимого и невидимого, и солдат, идя в бой, душой осязает то, что до сих пор было недоступно его физическим чувствам.
Солдат переходит границы индивидуального и растворяется в сферах сверхчеловеческого долга.
Утренний туман начал рассеиваться, когда батальон почти бесшумно, пройдя холмами пересеченное предполье, начал втягиваться в лес.