— Я? Как вы можете не знать? Сколько сил я потратил, разыскивая вас.
Лейбович озадаченно мотает головой.
— На другом конце света, — говорит Шули, — когда вы отказывались отвечать.
Шули подходит к Дуду и — вот он, долгожданный миг, — уже хочет ласково сжать его руки.
— Поначалу сомневался, — говорит Шули, — но потом пораскинул мозгами, рав Давид-Йерахмиэль Лейбович. — И снова повторяет ход своих рассуждений: — Я подумал: Давид может называть себя Дуду, совсем как Йерахмиэль может превратиться в Йури. Но его могут называть и Хеми для краткости, если он выберет второе уменьшительное от своего второго имени.
— Это вы! — говорит потрясенный Лейбович. — Бруклинский полоумный, который никак не успокоится.
Для Шули это равносильно экстазу. Такие слова — верх блаженства. Бруклинский полоумный, вот именно.
Шули не знает, то ли обнять Дуду, то ли поклониться ему в пояс, то ли начать одну из нескончаемых речей, заготовленных им на этот случай. И решает просто и прямо назвать единственную причину, которая привела его сюда.
— Я пришел взять обратно то, что принадлежит мне.
Хеми, судя по его лицу, вдруг становится дурно. Он пятится в угол балкона и присаживается на перевернутое ведро.
— Они закончились, — говорит Хеми прежде, чем Шули успевает хотя бы предложить обратный киньян. — До последнего гроша. Вы пришли за деньгами, но деньги закончились.
И показывает Шули пустые ладони — в доказательство.
— Деньги? — говорит Шули в полном недоумении, гадая, к чему клонит Хеми.
— Я кормлю семью, вы должны понять.
Но Шули не понимает, ничегошеньки, ни капельки. Он пришел сюда за своими правами. Заключить сделку, которая обратила бы вспять предыдущую, чтобы иметь возможность снова взвалить на себя бремя траура.
— Я вас ждал, — говорит Хеми. — Вас или кого-нибудь типа вас. Полицию или шайку бандитов из раввината, которая вернет меня на путь истинный со скользкой дорожки.
— Почему «скользкой»? — говорит Шули, искренне пытаясь найти логику в том, что пытается сказать этот человек, его Хеми.
— Раз денег нету, вы, возможно, захотите меня ударить? В этом я, по крайней мере, к вашим услугам.
— Ударить вас? Но за что? — говорит Шули.
Снова отходит к перилам и смотрит вниз, на купол ешивы: близкий, чуть ли не дотянуться рукой.
Мысленно собирает воедино все кусочки страшной правды, которые уже какое-то время назад интуитивно угадал. Приберегал, как сорока, все эти ужасающие обрывки единой нити, чтобы теперь вмиг связать и всё разгадать.
Шули снова идет к окну квартиры. Прижимается лбом к стеклу, сложив из пальцев окуляры, чтобы лучше видеть в темноте. И вот что он различает в этой немудрящей, унылой комнате — мигающие, как светлячки, многочисленные огоньки усердно работающих роутеров.