Анечка сидела мрачнее последней тучи рассеянной бури и размышляла о том, что опять, как всегда, глупо и смешно погорячилась, тем более при незнакомом человеке. И чего она вообще тут сидит с этими дурачками и несмышленышами! Ей рожать не сегодня завтра, и вообще непонятно, как жить дальше. И захотелось Анечке поплакать, и чтоб хоть кто-нибудь понял и пожалел.
Ибо сказано: «Гормональные изменения во время беременности приводят к тому, что настроение беременной женщины резко меняется едва ли не каждый час» (http://www.rmj.ru/articles/nevrologiya/Psihoemocionalynye_rasstroystva__pri_beremennosti__Neobhodimosty_ih_korrekcii/#ixzz4BNM88RcP).
Лева же никак не мог решить, ловко ли ему будет взять оставшуюся плюшку (другую уже давно оприходовала гостеприимная хозяйка). Я сам помню, какими все в армии становятся сладкоежками и как мы с сержантом Сазоновым высасывали тягучее сгущенное молоко из пробитой штык-ножом банки и заедали его овсяным печеньем. И это в казахстанскую одуряющую жару и в пыльной каптерке! Непостижимо! Не хватает, что ли, чего-то в солдатском рационе или просто тоска по гражданской жизни принимает такую странную извращенную форму?
Машка наконец нашлась:
— Смотрела позавчера «Вокруг смеха»?
— Нет.
— Ой, там этот Сан Саныч Ахмадулину пародировал, — Машка знала, что Анечка Изабеллу Ахатовну недолюбливает с подачи своего завистливого К.К. — Я начала не помню, но в конце так смешно:
Нет, смысла я не понимал,
Но впечатленье колдовское!
Машка рассмеялась, а Лева с Аней улыбнулись.
— Странно, что он свои шуточки пародиями называет. Да и что там у них пародировать? — опять вспомнила и воспроизвела Аня. — Они же и без того смехотворные. — Анечка для красоты часто говорила «смехотворный» вместо «смешной», а вместо «дурак» — «имбецил» или «шизоид», а иногда употребляла даже слова «парадигма» и «имманентный». — Та же Ахмадулина — она ведь сама уже готовая пародия. Пародия интересна, когда берут настоящего поэта…
— Ахматову, например, да? — подлизывалась Машка.
— А я знаю на Ахматову, — сказал Лева и неожиданно продекламировал:
У попа была собака,
Он ее любил.
Она съела кусок мяса —
Он ее убил!
А под окном шелестят тополя:
Нет на земле твоего кобеля!
— Ой, ну ты что, Лева… — испугалась Машка, но Анечка хмыкнула и сказала:
— Правда смешно. Хотя, конечно, тоже никакая не пародия. А кто автор?
— Не знаю. Фольклор.
Едва за Блюменбаумом хлопнула дверь, Большая Берта насела на подружку:
— Ну? Что? Как он тебе?
— Ничего, — сдержанно сказала Аня. — Хорошенький…
— Правда же? Прямо картинка! Так бы его и… — и Маша сделала пальцами, как будто тискала котенка или щенка, и засмеялась.