— Да ты ж выше его на полголовы?
— Ну при чем тут… Не на полголовы, а на два с половиной сантиметра.
— Ты измеряла, что ли?
— Почему измеряла, спросила.
— Ты у него спросила, какого он роста?!
— А что такого… И между прочим, Пушкин был ниже Натальи Николаевны.
Аня фыркнула:
— Пушкин!
— Да! Картина даже есть… И еще этот… Господи, как же?.. И у вас, кстати, Травиата Захаровна тоже вон насколько выше была…
— Я смотрю, ты уже и замуж собралась?
— Да ну тебя! Скажешь, — ответила, покраснев удушливой волной, Маша, а дочь генерала подумала: «Да тебе-то что? Завидки берут?»
Так проводила свои дни наша Анечка, и неплохо было бы, конечно, теперь описать будничный день Василия Ивановича, показать генерала при исполнении служебных обязанностей и воинского долга. Не все же в его жизни сводилось к выяснению тягостных отношений с детьми!
Ведь целую дивизию, да еще какую — противокосмической обороны! — доверила ему наша советская Родина! Ключи от неба звездного!
Ну так как же проходили труды и дни генерал-майора Бочажка? Как именно крепил он обороноспособность страны и повышал боевую и политическую подготовку личного состава?
Вопросы резонные и в какой-то степени интересные и важные, но ответов вы не дождетесь. Во-первых, военная тайна, а во-вторых, тайна сия мне неведома, так что совершить национал-предательство и выдать ее вам я не смогу, даже если бы очень захотел.
Вот если бы Василий Иванович был политработником, как мой папа, я бы хоть что-то знал о его службе, а так что это была за противокосмическая оборона (тогда она была частью ПВО) — хрен ее знает, хотя я и сам служил в такой именно части, но в роте связи, на АТС, так что ни к какому сверхсекретному вооружению допуска, слава богу, не имел.
Поэтому придется нам ограничиться выходными и праздничными днями и долгими зимними вечерами.
В один из таких вечеров генерал раньше обычного (то есть часов в десять) вышел из своего прокуренного кабинета, решив перед сном прогуляться и проветрить тяжелую голову.
С этою целью он спустился к озеру у солдатской купальни и побрел одиноко вдоль берега в сторону поселкового пляжа.
В лунном сиянии было тихо и прекрасно. Все без исключения исполнено было неведомой генералу, но властной и непреложной предустановленной гармонии: и твердь со звезда́ми, и люминисцентные снега Вуснежа, и далекие огоньки на другом берегу, и черные стволы прибрежных сосен, и шубертовская «An die Musik», которую Бочажок не столько сам напевал, сколько припоминал пение Павла Лисициана, совершенно не смущаясь неуклюжестью перевода: