На два с половиной года после смерти мужа Нефертити перестала быть прекраснейшей из прекрасных, взяв имя мужчины-фараона Нефернеферуатон. Но никто не знает, куда она исчезла. В молчании о сгинувшей трон был передан девятилетнему Тутанхамону.
Тем временем наша процессия остановилась. Я подождала, считая секунды, как велел режиссёр. И вдруг забили барабаны, грянула музыка. Из-за необъятных колонн выступили едва одетые девушки с цветами в руках и разрисованными под древнее тату телами. Зажглись масляные светильники, затрепетал огонь, споря с осветителями, будто реальная мистерия вытеснила фальшивые съёмки.
«Что-то случится, что-то случится» — отбивало моё сердце, повторяя рисунок барабанных дробей.
«Жрецы» повернулись ко мне лицом и с поклоном расступились. Камеры нацелились на трёх девушек. Золотые маски скрывали их лица, а украшения при движениях отражали блики огней. Барабаны зарычали. С восточным зноем прозвучали струнные инструменты, вступил орган и я с изумлением узнала в музыке замысловатую аранжировку Kyrie eleison. Знакомую мелодию, но другими словами запели «жрецы».
К пляшущим, едва одетым девушкам присоединились молодые люди. Танец раскладывал на плитах причудливые рисунки теней, будто в самом деле танцоры явились, как в древности, развлекать богов.
Начинается ритуал? Я похолодела, голова закружилась. Захотелось сбежать.
Прожекторы уронили столпы света в сторону капители, и моё сердце дрогнуло — в ярко освещённой фигуре мужчины, вышедшей из неё, я узнала Эхнатона. Того самого — из видения!
Идеальный торс, широкие плечи, корона с уреем, золотой пектораль на рельефной груди, золотой набедренный пояс и длинная мужская юбка из льна. Дыхание застряло в моём горле. Оживший фараон со скипетром и анкхом в руках приближался ко мне. Царственно. Торжественно. Горделиво.
Нет, этого не может быть! Попытки убедить себя, что это актёр в гриме, проваливались. По спине потекла капля холодного пота. Девушки продолжали кружиться, жрецы пели. В моих висках застучало. В дымке жёлтого света ко мне подходил фараон, а в моей голове всплывали сцены из той ночи. То он, то Финн надо мной. Мои ноги стали ватными.
«Это актёр… — твердила я себе. — Это съёмки».
Дрожь крупными волнами пробежала по телу. На мгновение удлинённое лицо Эхнатона показалось слишком непроницаемым, но глаза его блестели. Фараон встал и поднял руки в знаке адорации, повернув ладони ко мне. Его тёмные глаза смотрели так, словно вцепились в нутро.
Вдох. И вновь то самое чувство — узнавание, словно с щелчком кто-то взломал мою память.