– Иди, Шерон. Уверена, сейчас он хочет видеть именно тебя.
Я вхожу в палату и вижу его: замотанного в бинты, как та египетская мумия. Его глаза закрыты, и я останавливаюсь в нерешительности. Может, врач ошибся и всё-таки он без сознания?
– Эрик… – тихо зову его.
Он открывает глаза. Силится улыбнуться, но, кажется, у него получается не очень.
Я накрываю его руку своей, а он захватывает мою ладонь и тянет к губам. Касается губами пальцев.
Его губы сухие и колкие, а у меня к глазам подступают слёзы. Его рука обессиленно падает. Видно, что двигаться ему тяжело. Да что там – даже дышать ему сейчас тяжело. И всё-таки, он собирается с силами и говорит:
– Погоди. В следующий раз ты точно меня не обгонишь.
И это его «в следующий раз» значит для меня больше, чем любые прогнозы врачей.
Он выкарабкается – обязательно выкарабкается. Потому что иначе и быть не может.
Я напряжена и сосредоточена.
Старт будет буквально через несколько минут. Телефон звонит, и я досадливо морщусь. Сейчас это совсем не то, что мне нужно. Тем более, что номер, который высвечивается – это номер мамы.
Конечно, я могу не ответить, но за те несколько минут, что будет длиться заезд, она успеет решить, что со мной приключилось что-то ужасное. Так что я принимаю звонок.
– Привет, мам.
Мой голос ровный и умеренно весёлый – именно такой, который всегда хочется слышать родителям, чтобы было понятно: дитятко живо, здорово и в отличном расположении духа, а значит, бежать и спасать не нужно.
– Чем занимаешься? – спрашивает она.
Ага. Вот пошла разведка боем. Теперь мне нужно дать отчёт, и я говорю совершенно честно:
– Мы с Эриком встретились с друзьями. Общаемся.
– С Эриком? – повторяет мама, почти что с нажимом.
Нет, конечно, мы с ним пока ещё не открылись родителям. Но, кажется, и без наших откровений они догадываются – особенно мама. Теперь она всякий раз, когда речь заходит о нём, повторяет его имя многозначительно – так, словно бы ждёт от меня подробностей.
Но напрямую не спрашивает. Насколько я понимаю, не хочет давить. А я не хочу отчитываться.
То, что происходит между нами – слишком личное. Мне скорее хочется прятать наши отношения где-нибудь глубоко, в самом укромном месте своего сердца. А уж точно не кричать о них во весь голос любому, кто готов слушать.
– Всё, мамуль, я побегу, – говорю я. – Неудобно перед ребятами – все ждут.
А вот это – чистая правда. Ждут – не то слово. Сэм сказал, что на этот заезд просто рекордные ставки, так что тут всё серьёзно.
Я наскоро прощаюсь с мамой, и в этот момент Эрик подходит к моей машине, открывает дверцу и почти силой вытаскивает меня наружу. Прижимает к себе.