Но тогда он улыбался. А сейчас, в реальной жизни выглядел настороженным. Словно боялся, что я причиню ему боль. Если правда являлась оружием, то, пожалуй, я собирался ее использовать.
– Я просто… не хотел, – наконец сказал он. – К чему нам такие… неудобства? заговаривать об этом, если все равно будет неловко?
Так я и знал. Правда точно являлась оружием. Он ранен.
– Почему неловким? Ты о чем-то жалеешь?
У нас началось молчаливое противостояние. Мы уставились друг на друга так, словно тот, кто первым моргнет, окажется тем, у кого есть чувства. Тем, кто мог быть обиженным.
Уилл сдался первым.
– Нет. Я не жалею.
– Тогда давай признаем, что это было… пожалуйста? – вклинился я, чуть ли его не перебивая.
– Э-э-э…конечно.
– Скажи, что ты меня целовал, – продолжал я.
Ей-богу, он осмотрел класс! Может, решил, что кто-то за последние тридцать секунд незаметно сюда пробрался?
– Я тебя целовал.
– Прошептал он неохотно, – добавил я.
– Я тебя целовал, – громко повторил Уилл.
– Много раз.
– Не так много, сколько ты целовал меня, – заявил он, и я почувствовал, как напряжение рухнуло.
Вот оно. Это Уилл, которого я знал. Из нас двоих именно он должен быть уверенным в себе.
– Я не вел учет, – заметил я.
– Ты уж поверь мне.
– Угу.
Он встал и подошел ко мне, не разрывая зрительный контакт.
– Я, кстати, помню нечто большее, чем просто поцелуи.
– Неужели?
Я превратился в сорокапятилетнюю хищницу. Серьезно? Вызывайте подмогу, я не умею флиртовать. Ох, стойте, он сделал еще один шаг, и еще один, и смотрел на мои губы. Прямо уставился на них. Внезапно все, что я мог, это глядеть на то, как он смотрит на мои губы.
А потом я все понял. Он хочет меня поцеловать.
Люди говорят, что, когда умираешь, перед глазами проносится вся жизнь.
А в этот момент перед моим взором пронеслось все мое будущее. Зато Уилл крепко-накрепко засел в чулане и каждую секунду явно испытывал дискомфорт, вспоминая прошлое и возвращаясь в настоящее. Даже если сейчас он пытался меня поцеловать, минуту назад он проверял, нет ли в классе шпионов.
Менее расслабленным он быть уже не мог.
Ох, но сейчас я чувствовал его запах. Так сильно. Закружилась голова, на меня накатывала слабость, и, если честно, я бы продал собственную бабушку за шанс его поцеловать. Но тогда я снова почувствую его вкус и вернусь в исходную точку. Я пойду домой, паря в воздухе и повизгивая, и буду ждать, когда он мне напишет. Но он, возможно, – наверняка – не напишет. И конечно же будет вести себя странно в школе. А я?
А я буду купаться в гнилом свечении безответного ада.
Последний месяц я все контролировал. У нас был ритм.