Еще больше самого факта появления Гастона в неподходящий момент взволновала его реакция. Хоть муж и поспешил отвернуться, Лизетта распознала блеск в глазах. Странно, но это не испугало. Смутило, да. Однако еще и польстило. Прежде Гастон, как и все остальные мужчины, воспринимал ее, скорее, зверем, нежели девицей. Не замечал ни лица, ни фигуры. Мол, корова, она и есть корова. А теперь… теперь разглядел женщину. Женщину, достойную интереса.
И не важно, что самой Лизетте нет никакого дела до Гастона. Он — мужчина. Потому его интерес всё равно приятен. Поднимает и настроение, и самооценку.
* * *
Гастону снился всё тот же сон. Молодая Кара трясла его за плечи и повторяла знакомую фразу. Однако появились и новые подробности. Устав от ругани, чародейка потащила его за руку по коридорам замка, гораздо богаче, чем у Винзуров. Не обращала внимания ни на горестный рев, ни на заплетающиеся детские ноги.
«Сам виноват, — процедила она, остановившись у неприметной двери. — Придется увезти тебя, чтобы спасти от судьбы. И от смерти».
«Мама…» — прохныкал он.
Но Кара резко развернула его и схватила за ворот:
«Сиди в спальне! Не смей больше никуда выходить! Ты понял, Габриэль?»
Он лишь всхлипнул и кивнул.
«Вот и славно. А я пока настойку особенную приготовлю. Выпьешь ее перед сном…»
Кара ушла, а Гастон прошагал в спальню с детской кроватью под пологом. Но вместо того, чтобы взобраться на неё, завертелся на месте, приговаривая:
«Елисей! Ну, где же ты, Елисей?»
Никто не отозвался, и маленький Гастон сел на пол. Вытер рукавом мокрые щеки, приказывая себе успокоиться, ведь мальчики не плачут. Но неугомонные слезы побежали еще сильнее. Слезы обиды. Он не сделал ничего дурного и не понимал, за что его ругают. Тем более, прежде мама никогда не повышала на него голос.
«Ну, и чего ревешь? Тебе не положено».
Нет, это не мать вернулась. Рядом стоял серебристый лис и взирал с укоризной.
«Елисей! Мама ругается!»
«Ругается? И что же ты натворил?»
«Я… — мальчик снова громко всхлипнул. — Я просто… просто…»
— Ой! Ой-ой-ой!
Гастон не сразу понял, что происходит. С чего бы отцу проникать в странный сон? Да еще дуть на обожженную руку и стенать, как девчонке? Хотя ожоги на пальцах, и впрямь, получились знатные.
— Как он нас нашел?!
К ним подскочила Лизетта с ошалелым выражением лица, и до Гастона дошло, что происходящее — не продолжение сна, а самая настоящая реальность. Папенька загадочным образом умудрился их разыскать и попытался среди ночи украсть медальон.
— Он мой! Отдайте! — процедил он, «убаюкивая» пострадавшую руку.