Выглядел родитель жалко. И вовсе не грозно, как раньше. Постарел, осунулся, будто не сутки прошли, а несколько месяцев. Обычно идеально уложенные волосы торчали во все стороны, а глаза… глаза, как у пса побитого, по-другому не скажешь. Но в то же время злые, будто этот самый пес поник, но затаил лютую обиду, чтобы после отыграться.
— Отдайте, — повторил отец. Но не требовательно, а плаксиво.
Тяжко вздохнул и опустился на пол.
— Как ты нас нашел? — спросил Гастон и с уважением покосился на Лизетту. Она схватила забытые работниками вилы и направила их на свекра. Мол, только попробуйте еще что-нибудь выкинуть, я и без рогов с вами справлюсь.
Отец пожал плечами.
— Я его чувствую. Медальон. Отдайте.
— Но он не твой. Матушка… твоя жена сказала, он был на мне. Значит, медальон — моя собственность, а ты ее присвоил.
Ульям Ла-Пьер скривился, будто увидел нечто омерзительное.
— Считай это платой. За твое содержание и воспитание.
— Платой?! — возмутилась Лизетта. Вилы угрожающе задрожали. — Он — ваш сын. Это ваша обязанность — растить и…
Она не договорила, потому что свекор расхохотался, как безумный.
— Сын? Еще не хватало! Мои сыновья приличными людьми выросли. Один служит и империю защитит от врагов, коли понадобится. Другой булки да пироги печет, тоже дело важное и нужное. А этот, — он разочарованно кивнул на Гастона, — сплошное недоразумение. Слава богам, я тут никаким боком.
— Но госпожа Ла-Пьер сказала… — начала Лизетта, но свекор перебил.
— Лишь то, что я ей внушил. Правду она бы не потерпела.
— К-к-какую правду? — выдохнул Гастон.
Боги! Что еще скрывает эта семейка?!
Фальшивый папаша сложил руки на груди, но задел обожженные места и застонал.
— Ничегошеньки я тебе не скажу, пока имущество не вернешь.
— Не вздумай, — шепнула Лизетта, но в планы Гастона обмен и так не входил.
— А если я прикажу? — спросил он проникновенно.
— Не выйдет, — Ульям Ла-Пьер усмехнулся. — Медальон дает власть. Но не сразу. Нужны недели, дабы он с тобой сроднился и начал на окружающих влиять. Так что не надейся на откровенность, бездарь ты никудышный. Эх, была надежда, что хоть монах из тебя выйдет, и пользу будешь людям приносить. Да куда там…
Гастон возвел глаза к потолку. Опять с этим монашеством привязался. Не уймется всё.
— Чья это была идея? Твоя, небось?
Ла-Пьер хитро прищурился.
— Вовсе нет. Я в монахов не особо верю. Мать твоя придумала. Настоящая. Так и велела, когда тебя отдала. Мол, как вырастет, пусть в монастырь отправляется и живет там до конца дней, сколько бы боги не отвели. Тьфу! — он сообразил, что нарушил собственный же зарок ничего приемному сыну не рассказывать. — На этом всё. Даже не спрашивай, кто твоя мать и откуда.