Правда, лица у всех какие-то суровые. Да нет, скорее постные, вроде виноватые.
Переверзев на его вопрос ответил откровенно, отведя предварительно подальше в сторонку:
— Этот отряд, товарищ Миронов, собирали по крупицам, по человеку. Все они по этим лесам прошли в июне-июле, отступали, выходили из окружения. Так что каждую травинку в лицо знают, можно сказать. Все офицеры, но разжалованы. Сюда направлены по собственному желанию, чтобы искупить вину.
Вот оно как, присвистнул Миронов.
— А этот, седой? Ему ведь лет за сорок, поди?
Переверзев не сказал ни слова. И права у него такого не было, да и сам Переверзев оказался тут почти тем же самым образом.
Группа, удивившая Петра Миронова, была создана для выполнения самых секретных и первоочередных дел, которыми были заняты спецслужбы СССР после начала Великой Отечественной и осведомлены о ней были человек двадцать, не более. И это при том, что из этих двух десятков точно знали о составе и задании четыре человека. Остальные только исполняли их приказы и поручения, не зная подробностей.
Через три дня Переверзев снова повел его «на прогул».
В расположении спецотряда их уже ждали, чтобы начать совещание.
Говорили коротко и ясно, хотя многое, как понимал Миронов, ему не открывали. Видимо, не было нужды.
Да он и не думал обижаться: у каждого свое задание.
Напоследок попросили привести к ним тайком, ничего не говоря в отряде, пять человек, хорошо знающих местность.
— Оружие свое пусть оставят в отряде. Мы их тут снарядим, а у вас, я полагаю, каждая берданка на счету, — мимоходом сказал тот самый седой, которого Миронов выделил в первую встречу.
Сказано — сделано: своих людей Миронов сам проводил к «гостям», проводил отряд до опушки. Постоял, глядя вслед…
…Дней через пять разведчики, побывавшие в окрестных селах, принесли печальную весть: был бой.
Немцы подкрепление вызвали в какой-то особой форме вроде детских комбинезонов, только пятнистых.
Долгий бой был…
В отряд никто не вернулся.
Одно утешало: никаких вестей о пленных не было…
Значит, все в бою погибли. Без мучений…
1941 год, декабрь, Берлин
Размышляя в далекой Белоруссии о неожиданных переплетениях в судьбах штандартенфюрера Борцига и лейтенанта Зайенгера, майор Оверат и не подозревал о том, насколько высоко находятся истоки всего, что тут происходит и чем он так недоволен.
Он, как и большинство людей гораздо более высоких званий и должностей, не знал, что все началось несколько недель назад, в августе.
Во время одного из приемов начальника главного управления имперской безопасности Гейдриха легко подхватил под локоток министр пропаганды Йозеф Геббельс. Довольно легкомысленное звучание его должности никого не вводило в заблуждение: личное имя Геббельса было куда более значимо.