— Глядите, Гизатуллин в баню сходил!
— Эй, смотрите, Гизатуллину новые уши приставили!
После урока, на перемене, тема эта вспыхивает с новой силой: посмотреть на «чистого Гизатуллина» приходят ученики старших классов…
А все-таки какая замечательная вещь — деревенская баня! Пробовали вы мыться в ней изнурительно жарким днем? Если не пробовали — зря! Представьте: попаришься, отойдешь, отдышишься, и потом не спеша, потихоньку одеваешься в предбаннике. Чудо!.. Весь мир залит солнцем, напоен запахами млеющей на свету крапивы, лебеды, мышиного горошка — трав, густо укрывающих фундамент, поднявшихся уже до середины маленького окна, отчего баня будто сама купается в море зелени. Домой идешь вдоль изгороди, где тоже, высокая, растет крапива, и там — знакомые жучки, паучки и стрекозы: все вокруг живет, копошится… А холодный айран[18] сразу после баньки? Ну ладно, а как здорово на длинных арбах возить на колхозную ферму долгие связки лыка! Днем придешь, распряжешь коня и ведешь его на ручей — поить, обмывать запыленные бока; кстати, поить коня — это, брат, сложная наука, это уметь надо. Умение же начинается с особого свиста: если выйдет у тебя, тогда конь пьет спокойно и с удовольствием, потом поднимает голову и, роняя с удил капли воды, вопросительно поглядывает. Ты свистишь, он опять пьет — до-о-лго. А то, как в конюшне сорок или пятьдесят лошадей враз хрустят сочным клевером? Заходишь туда, в золотистую полутьму, идешь вдоль стойл и слышишь: твой конь, твой товарищ по работе, еще издалека приветствует тебя негромким дружеским ржанием. И что же? Ничего этого не будет, когда сотрутся различия, да? А куда денешь старика Ахметшу — вон он идет с ведром, где плещется пойло для теленка, в одной руке и с топором в другой, во-он там у ворот, видите?.. Он же сам по себе неотъемлемая часть деревни! Пусть даже и с одним ухом, пусть старый — не беда!
И потом, для чего из деревенских людей, что всю свою жизнь провели около леса, делать горожан, ну для чего? Они же совсем другие, эти люди! Односельчане Гизатуллина, например, вообще ни на кого не похожи. Они — на отличку. Все смуглые, обожженные, с мозолистыми заскорузлыми руками, от всех благоуханно разит еловой серой, смолой, хвоей. Молчуны. Им бы дело в руки, только и всего! Они даже горе переносят по-своему. Молча. Когда, например, мужиков на войну провожали, никто в их деревне не голосил для облегчения, а в других деревнях, говорят, всяко было. В общежитии педучилища много рассказывалось об этом, особенно долгими зимними вечерами. Здесь люди крепкие, способные вынести на своих плечах любую горькую тяжесть. Так зачем их стирать-то?