Пули, кровь и блондинки. История нуара (Васильченко) - страница 99

Сугубо внешняя сторона провокационной сцены усилена за счет качества мрачного юмора. Во-первых, герою Николсона чуть не отрезают нос, как бы намекая, что он сует его не в свое дело («любопытной Варваре на базаре нос оторвали»). Во-вторых, бо́льшую часть фильма он ходит с повязкой на носу, напоминая жертву пластической операции, что может быть намеком на его самовлюбленность. В-третьих, «человек с ножом» (Роман Полански) издевательским тоном задает Гиттесу массу вопросов, на которые они оба знают ответы. В обычной ситуации Гиттес наверняка бы прибег к своему остроумию, однако в сложившейся ситуации его чувство юмора «трусливо» испарилось. Меняется и сама структура шутки-анекдота, которая предполагает наличие трех человек: того, кто шутит («творец шутки»), про кого шутят («объект шутки») и для кого шутят, то есть третий человек, получающий удовольствие от анекдота, поскольку именно для него эта шутка и предназначалась, — кто-то, кто подтверждает эффект остроумия. Изюминка ситуации заключается в том, что Гиттес одновременно является «вторым» и «третьим» лицом в структуре анекдота.

В обычной ситуации шутка предназначалась бы для Клода Мелвихилла, а Джейк стал бы «любопытным пронырой», про которого шутят. Столь неоднозначное распределение «ролей» приводит к тому, что Гиттес, пытаясь хоть как-то исправить ситуацию, внезапно становится нетипично молчаливым.

Шутки в нуаре бывают очень специфическими. Кадр из фильма «Бумеранг» (1947)

Зигмунд Фрейд утверждал, что хорошие шутки отличаются от сновидений и плохого юмора тем, что они являются «самыми социальными из всех функций рассудка». Как уже говорилось выше, в схематическом виде остроумие предполагает наличие трех человек. «Творец остроты» как бы веселит «зрителя» (третье лицо). Однако психоаналитики полагают подобное распределение функций «лицемерным мошенничеством, которое служит двум господам сразу же». «Слуга двух господ» — это и есть шутка, над которой смеется третий человек, хотя это должен делать автор анекдота — он «лицемерно» передает эту функцию пассивному наблюдателю, как бы снимая с себя часть «вины» («умывает руки»). Однако в дурных анекдотах нет троичной структуры, там есть только объект и субъект шутки. С этой точки зрения, Роман Полански в роли «человека с ножом» сыграл с Джейком Гиттесом весьма дурную шутку — дело даже не в том, что персонажу Николсона чуть было не отрезали нос. В итоге не смешно ни частному детективу, ни гангстеру — смех заменяется болью. Эта сцена — неразрешенная шутка, так как она не приводит к спасению главного героя: ни в эмоциональном, ни в физическом смысле. Весьма показательно, что персонаж «человек с ножом» не имеет ни прошлого, ни будущего. Он появляется буквально из ниоткуда, чтобы попытаться увлечь Джейка Гиттеса в «никуда». В одном из своих интервью Роман Полански заявил, что идея сыграть эпизодическую роль принадлежала сценаристу Роберту Тауну. «Мне это показалось потешным, это могло бы рассмешить всю нашу команду. Это была наша внутренняя забава». Это отнюдь не единственная острота, не слишком очевидная для большинства. Например, от зрителей не могло укрыться, что на роль старого богатея Ноя Кросса Полански пригласил Джона Хьюстона, постановщика легендарных нуаров «Мальтийский сокол», «Ки Ларго», «Асфальтовые джунгли». Казалось, что создатель неонуара пытался перебросить мостик к классическим нуарам. Однако у подобного решения была и совершенно неочевидная сторона. Хьюстон недолюбливал Николсона, который крутил роман с его дочерью. Это придавало отношениям героев дополнительной напряженности. По этой причине сцена беседы персонажей на ранчо приобретает новый смысл, в особенности фраза, которую Ной Кросс бросает Джейку Гиттесу: «Так вы спите с моей дочерью?»