- Не мельтеши!
- Слушаюсь, вашбродь.
- Как там текинцы?
- Скачут ироды вокруг лагеря, но близко не подходят, - словоохотливо отвечал солдат, обрадовавшемуся возможности почесать язык. - Бывает, стрельнут издали и назад. Боятся, значит.
- Чего боятся?
- Как чего? Известное дело, чичас антиллеристы пушку развернут да и вдарят. Только шерсть в разные стороны и полетит!
- А это что за писк? – прислушался Будищев.
- Из-под сарая-то? Там сука со кутями [5] сховалась, потом или убежала, или прибили. Вот он и пищит, мамку зовет.
- Ничего себе, - заинтересовался Дмитрий, и полез посмотреть.
Под глинобитным сараем и впрямь оказалась нора, из которого остро пахло псиной. Похоже, там и было логово неведомой собаки, так не вовремя разродившейся. Хотя сейчас в нем оставался только один щенок, наивно смотревший на человека одним глазом. Второй у него, судя по всему, залип от слизи. Бедолага был очень худ и дрожал от холода, но не решался подползти к офицеру и только обреченно поскуливал.
- Пропадет животинка, - довольно равнодушно заявил самурец. – Придавить бы его, чтобы не мучилась.
- Сейчас я тебя самого придавлю! – неожиданно сам для себя вызверился Будищев.
- Так точно, ваше благородие! – гаркнул солдат и застыл с тем тупым деревянным выражением лица, какое бывает у нижних чинов при виде высокого начальства, от которого они не знают что ожидать.
Однако кое в чем вчерашний крестьянин был прав и в глубине души Дмитрий это понимал. Если мать не сыщется, а она, скорее всего, погибла, то щенку не выжить. Разве что найдется добрая душа, у которой достанет терпения и времени ухаживать за ним. В противном случае, эта едва теплящаяся жизнь скоро покинет тщедушное тельце, поставив точку в недолгом существовании. Надо было что-то делать, и Будищев решился. Подхватив маленький дрожащий комочек шерсти на руки, он сунул его за пазуху и решительно направился в лагерь.
Люсия Штиглиц сидела рядом с Катей Мамацевой в отведенной им кибитке и горько плакалась товарке.
- Ты не представляешь себе, какой он негодяй, - всхлипывала она.
- Поверь мне, милая, вполне представляю, - сокрушенно вздохнула молодая женщина, гладя подругу по волосам.
- Нет! – нелогично возразила уязвленная до глубины души баронесса. – Он пришел, весь такой любезный и смотрит, будто я ему небезразлична, а его люди тем временем мешки воруют… подлец!
- Все они таковы, - вздохнула двадцатилетняя сестра милосердия с видом познавшей жизнь матроны и матери многочисленного семейства.
- Да что он вообще о себе думает? Бастард, невежа, мужик!