Она шла по улице, присматривалась к строениям и поражалась их убожеству. Пюнчерйымал выглядел хуже, чем её родная Токтайсола, хотя отсюда до её деревни всего шесть километров. Вспомнились разговори с Таис, её матерью, старой Степанихой: «Больно бы держали корову, да толку-то что», — -заныло сердце.
Заметив стайку ребятишек, верхом сидевших на жердине изгороди и с любопытством глазевших на нее, Качырий спросила их, где живет тетка Матра. Пришлось идти обратно — изба тетки Матры оказалась третьей от конца улицы.
Хозяйки дома не было, на двери висел замок. Качырий огляделась. Открытый всем ветрам маленький двор, старенькая избушка с приткнувшейся к ней клетью осевший набок хлевушок с дырявой крышей, а за ним — огород, где зеленели гряды капусты, лука, помидоров, кое-где виднелись невзрачные цветы поникшей от жары картошки.
Качырий присела в тени на ступеньке крыльца, привалилась к шаткому столбику, закрыла глаза. Клонило ко сну. Как и прошлым летом, когда она была в Токтайсоле, перед глазами проплывали картинки детства.
…Вечереет. Пастух пригнал стадо. По улице, вздымая пыль, степенно бредут коровы. Налетая друг на друга, одичало несутся овны… На ходу стукаются лбами два круторогих барана… Последним важно вышагивает красно-пегий широкогрудый бык, косит налитым кровью глазом, прикидывая, кого бы поддеть на свои короткие подпиленные рога. Пахнет полынью, парным молоком…
С задворок, от пруда, из-за гумен бегут заигравшиеся ребятишки, торопясь, распахивают скрипучие ворота, зазывают своих овец:
— Чыда-а, чыда-а, чыда-а!
В ответ им несется:
— Мму-у-у! Бб-эээ-э! Мм-е-е-е!..
Тетка Матра пришла, когда дневная жара спала, с огородов потянуло прохладой, запахом свежего сена.
Появилась она не с улицы, а откуда-то из-за хлевушка, усталая, рассерженная, бормоча ругательства. Не удивилась.
— Салам. Давно пришла?
— Порядочно. Кого ты так ругаешь?
— А всех подряд, шоб им передохнуть! — она стянула с головы платок, вытряхнула, обтерла потное лицо, устало присела рядом. — Рожь почти вся на корню стоит. Какое там стоит — лежит! Зерно сыпется. Пять жнеек есть — калеки. То гайка слетела, то болта нужного нет… Из эм-тэ-эса комбайн пригнали было. Вздохнул парод. А он, комбайн-то, три дня поработал и прощай — ушел в соседний колхоз. Как не уйти, час работает, два стоит — зерно из бункера не успеваем отвозить. Лошади есть, сбруи нет, телег мачо. В лесу живем, телегу не можем сделать — тьфу! Да разве все перескажешь. Видать, опять на трудодни шиш получим… Заколачивай избу да иди, куда глаза глядят. А как уйдешь? Земля велика, а лучше той, где родился, нет. Вот и выходит, плохо ли, хорошо ли — терпи.