— Ух, какая красотища! — щурясь от яркого солнца, воскликнул Бахманов.
— А небо! Посмотри, Костя, на небо. Оно как будто только что умылось. Ни единого облачка!
На Бахманове белая сетчатая майка и черные плавки. Загорелое под южным солнцем, крупное, с бугристыми мускулами тело его блестит, как бронзовое. В могучих руках легкие весла кажутся хрупкими, игрушечными. Голубая лодка стремительно несется вперед, оставляя за кормой пенистую дорожку воды.
— Костя, а на море вода такая же?
— Нет. У берегов зеленоватая, дальше — голубая, еще дальше — густо-синяя. В шторм принимает стальной оттенок, и по нему — белые барашки пены. За морской водой не уследишь, она постоянно меняется.
— А эта мутная.
— Еще не отстоялась, со временем посветлеет.
— А какая теплая! Слушай, давай искупаемся,
— Прямо с лодки?
— Э нет, еще утону. Правь во-он к тому берегу.
…Они лежали на широком лупу, густо поросшем отавой дикого клевера, под нежаркими лучами заходящего солнца. Нагретая за день земля источала приятное тепло. Вокруг стрекотали кузнечики. Качырий лежала на спине и, покусывая стебелек розовой кашки, смотрела на опрокинувшийся над ними голубой небосвод, на прозрачное, как жиденький клочок ваты, только что народившееся облачко, на темную точку с длинным белесым хвостом, которая медленно и неуклонно приближалась к этому облачку. Самолет летел так высоко, что рокот его моторов не доходил до земли. Вот темная точка коснулась края облака, исчезла в нем. Через некоторое время самолет вынырнул с другой стороны и потащил облачко на своем белесом хвосте пока не растаял совсем.
Интересно, что делает Костя? Что-то разглядывает в траве. Что он там нашел? Качырий перевернулась на живот. Чудак, увлекся каким-то жуком. Да не одним, тремя и все разной окраски — черный, коричневый… Постой, а пятнистый-то куда пропал? Только что был тут… Поддавшись азарту Кости, она тоже стала шарить глазами по пятачку оголенной земли. Ага, вот он!
— Переверни его на спину, тогда не уйдет. Черного, черного не упускай!
Оба словно расшалившиеся дети старались сгрудить расползавшихся жуков в центре пятачка. Самому маленькому и самому шустрому, продолговатому «пятнашке» удалось юркнуть в траву, под локоть Качырий. Боясь раздавить его, она отпрянула в сторону и в тот же миг очутилась в крепких объятиях Бахманова.
— Костя, ты что…
— Катюша, любимая… Ласточка моя… Одно только слово…
— Костя!..
Он посмотрел на нее долгим взглядом, разжал руки
— Прости.
— Ты обиделся?
— Что ты, родная, на что? Я счастлив! Думал ли я… Эх!
Костя побежал к реке, с разбега прыгнул в воду и сильными бросками поплыл к далекому островку.