— Ты лучше про свой «передовой метод» расскажи, — хитро поблескивая глазами, подсказал дед Савлий, хохотнул. — На весь колхоз прославилась наша товарищ Пакеева. Специальную «молнию» выпустили.
— А что, думаешь, постыжусь? — вскинулась Фекла. — Теперь мне стыдиться нечего.
— Ладно, к чему старое ворошить, — примирительно сказала пожилая колхозница, соседка Матры. — Знаю я, каких коров ей поначалу дали, сама с ними намучилась. Козы и те лучше доятся.
— Что верно, то верно, — подхватила Фекла. — Вот я и надумала, глупая голова, по-своему «повысить» надои. Кому охота в отстающих-то ходить? Уй, даже вспомнить страшно! Как тогда доярки на меня напали… А на другой день штук пять «молний» вышло. На каждой ферме вывесили, в правлении… Разрисовали, как я, трусливо озираясь, стою с ковшом над подойником и лью… воду. Молока — чуть-чуть, на донышке, а ковш огромный, полон воды. Сверху крупными буквами написано: «Передовой опыт» доярки Феклы Лакеевой». С работы хотели снять, хорошо еще парторг заступился. Я, говорит, товарищ Лакеевой верю. Так прямо на собрании и сказал, принародно. Потом велел спять все «молнии», хватит, мол, человека позорить. Вот какой он, парторг наш! До самой смерти не забуду, помирать стану, дочке накажу: «Почитай этого человека, Кондратия Силыча, слушайся его, как отца родного».
— Не тогда ли ты уехать-то надумала? — спросила Качырий.
— Тогда. Стыдно было людям в глаза смотреть. А потом решила: раз Кондратий Силыч мне верит… Уеду, что он подумает обо мне? Не сказала я тебе тогда про это, не могла. Думала, смеяться станешь… Когда шла обратно, не удержалась, постучала в окно председателя. Кондратий Силыч у него был. Хотелось хоть краешком глаза увидеть его, хоть голос услышать. Чую, и сейчас еще некоторые доярки не верят мне, следят исподтишка.
— Ну, это ты зря, — возразил дед Савлий. — Никто за тобой не следит, все давно забыто. А что напомнил, прост старика. Сам каюсь, не к чему было бередить.
Дальше Качырий уже не слушала, мысли её были заняты другим. А как бы она поступила на месте Старовойтова? «Раз Кондратий Силыч мне верит…» Значит, Фекла знала, что Качырий не поверит ей, опасалась быть осмеянной… Пожалуй, так бы оно и было. Во всяком случае, Качырий отругала бы Феклу, принялась стыдить, пробуждать её совесть. А Старовойтов просто поверил, сразу и бесповоротно. И не побоялся сказать об этом открыто, при народе. А если бы он обманулся? Нет, он знал, что не обманется, поверил не на словах, а от души, искренне. Вон и дед Савлий устыдился своего напоминания, прощения попросил. Наверное, и тут сказывается влияние парторга. Так что же ты за человек, Кондратий Силыч? Откуда у тебя такая безошибочная вера в людей?..