Качырий решила пройтись по деревне, присмотреться к ней получше, поговорить с сельчанами. Таис куда-то исчезла. Степаниха отказалась сопровождать Качырий.
— Я свою деревню с закрытыми глазами вижу. Иди, прогуляйся, коли тебе интересно.
Разговоры с колхозниками открыли глаза Качырий на многое. Да, те, кто остался в деревне, не собираются уезжать на сторону, покидать землю отцов и дедов. Но и за дело по-настоящему не берутся, все чего-то выжидают, к чему-то примериваются.
Прежде колхоз был маленький — всего одна Токтайсола. Сейчас в него входят девять деревень. Председатель не здешний. Живет на частной квартире, раз в неделю наведывается к семье за десяток километров, где у него свой дом, хозяйство и где он много лет работал учителем.
— Партийный он. Приказали — стал председателем, — говорил старичок-бухгалтер. — По нонешним временам таких пришлых председателей много.
— Ну и как, справляется?
— Поначалу горячо взялся, а теперь… Так-то колхоз наш не на худом счету. Видать, справляется.
Уроженец Токтайсолы, в прошлом такой же бедняк, как и отец Качырий, с которым они вместе создавали колхоз. Пал Палыч явно чего-то не договаривал. Как ни старалась Качырий, ничего не получалось. Выпивает? Есть такой грех за председателем. Так ведь кто не без греха… Деревня пришла в упадок? Так разве ж одна Токтайсола. По другим местам еще не то увидишь. Война? Оно, конечно, война крепко порушила хозяйство. Опять же не век ссылаться на войну. Что дальше будет? А это один бог знает. Только еще в старину говаривали — на бога надейся, да сам не плошай.
Старый крестьянин, что еще с берданкой в руках дрался за Советскую власть, а потом «самолично» раскулачивал местных богатеев, в глубине души верил, что в недалеком будущем что-то должно измениться. Не может все остаться так, как есть, потому что не по закону это, не по справедливости. А кричать об этом прежде времени тоже нечего. Да и что может понять городская девчонка, хоть она и дочка Павыла? Жила бы в деревне, сама бы знала, что к чему, не лезла в душу людям, не бередила то, что и без того болит-ноет хуже гнилого зуба.
Не удалось поговорить и с председателем. Высокий, сухощавый, мускулистый, он лишь на минутку забежал в правление, сказал: «Если кто приедет из района, я — на ферме».
Больше всего Качырий поразила малочисленность, а то и полное отсутствие скота у колхозников. В городе почти каждый домовладелец имеет корову. А уж как с сеном мучаются! Косят по обочинам дорог, напустынях, на лесных полянках. Таскают накошенную траву мешками на себе, возят на багажнике велосипеда и раскладывают для просушки по крышам сараек, во дворах. Картофельную ботву и ту срезают, развешивают на заборах. А сколько мороки с выгоном на пастбище. Рано утром надо проводить корову за город, на место «сбора», вечером идти встречать ее. С середины зимы начинают кормить покупным сеном, с базара. И все-таки держат, находят в этом выгоду. А тут. в деревне. богатей лугами и сенокосными угодьями, стоят пустые хлевушки, из которых давно выветрился даже запах навоза.