Эбби сердито пожала плечами, склонилась над куклой и стала искать иголку.
– Эй! – Я стукнула ногой по дивану, чтобы Раф обратил на меня внимание. – Откуда же мне помнить? Что там было?
– Пришел этот мудак Мэкки. – Раф забрал у Джастина бутылку, налил себе в бокал водки, не оставив места для тоника. – Заявился в понедельник, с утра пораньше, и говорит: есть новости. Моя бы воля, послал бы его в жопу, за выходные я так насмотрелся на полицейских, что на всю жизнь хватит, но дверь ему открыл Дэниэл, а у него была дурацкая теория, мол, нельзя настраивать против себя полицию, но ведь Мэкки был уже настроен против нас, сожрать готов, так что толку к нему подмазываться? В общем, Дэниэл его впустил. Я вышел из комнаты посмотреть, в чем дело, а Джастин и Эбби – из кухни, а Мэкки стоит в прихожей, смотрит на нас и говорит: “Подруга ваша пошла на поправку. Очнулась, требует завтрак”.
– Мы все чуть не умерли от радости, – сказала Эбби.
Она уже отыскала иголку и зашивала кукле платье короткими, решительными стежками.
– Точнее, – добавил Раф, – некоторые из нас. Джастин за дверную ручку схватился, ноги подгибаются, сам лыбится как идиот, Эбби засмеялась, на шее у него повисла, а я как дурак заулюлюкал. А Дэниэл… стоит столбом. Как будто…
– Он выглядел таким юным, – вмешался вдруг Джастин. – Таким юным и очень напуганным.
– Ты, – резко сказала Эбби, – был в таком состоянии, что ничего этого заметить не мог.
– Заметил. Я наблюдал за ним, специально. Он побледнел, словно больной.
– А потом развернулся, зашел сюда, – сказал Раф, – высунулся из окна в сад. И ни слова. Мэкки поднял бровь и спрашивает: “Что это с вашим другом? Не рад?”
Ни о чем таком мне Фрэнк не рассказывал. Я должна бы разозлиться – он же призывал играть по правилам, – но в тот миг Фрэнк был от меня бесконечно далек, казался полузабытой тенью из прошлого.
– Эбби отлепилась от Джастина, что-то сказала про Дэниэла – мол, это он от избытка чувств…
– Так оно и было, – отрезала Эбби, со щелчком перекусив нитку.
– …но Мэкки только ухмыльнулся гнусно и ушел. Когда я убедился, что его уже нет – не засел в кустах, не подслушивает, – я подошел к Дэниэлу, спросил, что за херня. Он стоял у окна не шелохнувшись. Откинул волосы со лба – он весь взмок – и говорит: “Ничего. Он, ясное дело, врет, я должен был сразу понять, но он меня застал врасплох”. Я на него только уставился молча. Думал, он окончательно сбрендил.
– Или ты, – огрызнулась Эбби. – Ничего такого не помню.
– Вы с Джастином плясали, обнимались, пищали, как пара телепузиков. Дэниэл глянул на меня сердито и говорит: “Не будь дурачком, Раф. Если даже Мэкки сказал правду, ты веришь, что это точно хорошая новость? Ты не задумывался, насколько серьезны могут быть последствия?”