К этому времени признаки физического если не увядания, то завершения цветения коснулись уже этой розы. То есть она всё ещё была подлинною розой, однако же такою, у которой уже начали опадать лепестки. Недавние аппетитные качества, такие как стройная фигура, горделивая посадка головы и роскошно ниспадавшие по плечам длинные волосы, обернулись вдруг неприлично тощими плечами и предплечьями, ранним целлюлитом, усилившимся выпадением волос, а когда-то гордое прямохождение стало смотреться и даже за глаза именоваться то «шваброй», то «доской». Не будем углубляться в эти печальные материи и просто скажем: она наконец хватилась, но хватилась с опозданием.
Душа, столь редко дружная с разумом, на сей раз проявила с ним солидарность и услужливо позволила Евдокии первый раз в жизни влюбиться — увы, без взаимности. Её избранником, словно в наказание, оказался человек на удивление никчёмный. Отъявленный бездельник, болтун и пройдоха, успевший отсидеть в тюрьме за воровство и за драку, он отличался вечным безденежьем, бешеным нравом и безудержным женолюбием, имевшим у него характер крайне скачкообразный. Всю жизнь он скакал от одной женщины к другой, ни с кем не мог ужиться и тем единственным, кажется, был схож с Евдокией. Они оба даже и разбивали сердца одним и тем же оружием — внешним эффектом. Если она побеждала красотою, то он очаровывал бархатисто-низким голосом, игрой на гитаре, брутальностью, юмором, удачно подвешенным языком без костей и тем особенным, лёгким отношением к жизни, которое столь импонирует женщинам. Покорив очередную наивную душу, он через какое-то время принимался открывать ей глаза на правду: вначале — пьянством и загулами с друзьями, затем — просьбами денег в долг, после — враньём, вечными отлучками и, наконец, изменой. И вот как после этого не увериться в существовании ветхозаветного сурового Бога, ежели Бог послал Евдокии именно такое наказание?
Потрясая одинаково легковесным вооружением и доспехами, он и она встретились на узкой дорожке, сшиблись, разошлись и удивлённо обернулись друг на друга: она — побеждённая мучительным чувством, он — всего лишь ненадолго распалившийся плотскою страстью. Дальше последовало вполне предсказуемое развитие. Они съехались и стали жить вместе: она — в первый раз, он — в сотый. Деньги в дом приносила только она, он — ни копейки. Усилия для поддержания отношений, для их разнообразия, для привнесения в них радости и улыбок прилагала только она, он — ни малейших, почитая себя самого уже достаточной радостью и подарком для всех окружающих. В примирениях после ссор инициативу проявляла опять Евдокия, чем очень озадачивала его, готовившегося уже к очередному скачку в сторону. Разумеется, он и ей, как и всем предыдущим женщинам, усердно открывал глаза на себя настоящего всеми описанными способами, однако на сей раз столкнулся с любовью настоящей, давно перебродившей, давно толкавшейся под сердцем и просившейся на свет — и вот наконец родившейся и хлынувшей в придуманные кисельные берега с тем остервенением последней надежды, с тем ослеплением осознанного самообмана, с тем закрыванием глаз и ушей от советов и подсказок подруг и родственников, с тою, наконец, готовностью простить всё и вся, проглотить самую измену и череду измен, — что это не могло закончиться ничем иным, кроме испепеляющего страдания.