— Но она лежит у нас, — Феофанова хлопнула ладонью по столу. — Значит так! Сейчас мы совместно ее осматриваем, фиксируем все в истории болезни и вызываем психиатра на срочную консультацию.
— Даже на срочную, Майя Петровна? — удивился Якимов.
— Да — на срочную! — с нажимом сказала Феофанова. — Она же у вас не витаминки пачками жрет, а нитраты! Коллапс, если вы забыли, считается угрожающим состоянием. Так что у нас есть все основания для срочной консультации! И в такой ситуации психиатру не останется другого выхода, кроме как рекомендовать перевод в психиатрию.
— Визгу будет! — покачал головой Якимов.
— А его и так много! — невесело усмехнулась Феофанова. — Ничего, переживем. Александр Николаевич, от вас мне нужно подробнейшее обоснование отсутствия стенокардии. Распишите все по пунктам, как в учебнике. Договорились?
— Договорились, — кивнул Алекс.
Ему не очень-то хотелось ввязываться в скандал, но что поделаешь? Надо выручать коллег. Сегодня ты их выручишь, завтра они тебе помогут. Без корпоративной солидарности в такой сложной отрасли, как здравоохранение, долго не протянешь. «С меня взятки гладки, — успокаивал себя Алекс. — Я дам объективное заключение и на этом умою руки. Вызывать психиатра будет администрация больницы и она же станет организовывать перевод…».
До перевода дело не дошло. Услышав о том, что ей предлагают продолжить лечение в психиатрической больнице, Талышевская устроила грандиозный скандал с битьем посуды об стену и в сопровождении любящей дочери отбыла домой.
— Жалко психиатр не увидел этого ужаса, — сказал Алексу Якимов. — Он бы тогда ее в принудительном порядке госпитализировал.
Шквал жалоб от Талышевской, от ее дочери и от ветеранов, возмущенных «бесчеловечным обращением с пожилым заслуженным человеком», накрыл не только больницу, но и кафедру, сотрудники которой (имелся в виду доцент Бушмакин) «нарушая все данные ими клятвы, покрывают негодяев, издевающихся над беззащитными больными людьми». В окружной газете «Хроника Юго-запада» была опубликована статья, в которой среди прочих лиц, порочащих высокое звание врача, упоминался и доцент Бушмакин А. Н.
В былые времена ничего особенного не случилось бы. Пошумели бы — и забыли. В тех случаях, когда администрация выступает заодно с сотрудниками, да вдобавок в истории болезни присутствует обстоятельная запись психиатра, шансов у жалобщиков нет никаких. Но в кресле ректора Пироговки уже сидел человек, который хватался за любой повод для очистки своей вотчины от представителей враждебного клана. Хорошим дополнением к жалобе на доцента Бушмакина оказалось письмо, написанное на имя ректора доцентами Садоковой и Машковским. В письме говорилось о том, что заведующий кафедрой необъективно относится к сотрудникам — одним потакает во всем, а других буквально терроризирует и мешает их служебному росту. «Люди, отдавшие всю свою жизнь служению науке» никак не могут защитить докторские диссертации, в то время как любимчики заведующего делают стремительную карьеру. У некоторых получается защитить кандидатскую к сорока годам, а любимчики в тридцать три года становятся докторами наук! Разве это справедливо?