На предложение матери Катица ответила:
— Коли уж пришли — досидим до конца…
Еще тлеет искорка под пеплом! «Посмотрел на меня, будто ничего между нами и не было… Как он может, как только может он так!..»
Звонимир Стоянович продекламировал еще какое-то длинное стихотворение, и на том концерт кончился. «Галерка» вываливается за двери с пением «Живила Хрватска». За «галеркой» поднимается и чистая публика. Динко Лопатич в сенях подает верхнюю одежду, помогает надевать плащи и жакеты, повязывать шарфы, шали… Со стороны Приморских гор налетает резкий ветер, надолго отодвигая расчеты на дождь.
— С вами никого нет, так я вас провожу, — предлагает Пашко Ере. — Вам, правда, недалеко, да все — за город…
— Ну что ж, коли тебе не трудно, — соглашается Ера. — Только ведь дома-то тебя ждать будут…
— А где он, мой дом? — с оттенком горечи возразил Пашко. — Где был мой дом, там каждый для себя живет. У каждого своих бед да забот хватает. Обойдутся и без меня. Что я есть, что меня нету — им все равно. Вот и выходит — одинок я…
Печаль его и одиночество грустью отозвались в сердце Катицы. Точно так же чувствует себя и она в родном доме. Подняла глаза на Пашко, пораженная тем, что он высказал как бы ее собственные мысли и чувства. Никогда еще не слыхала она от Пашко таких слов, и они пришлись ей по душе.
— Ну, ступай с нами, коли так, — с непривычной теплотой сказала Ера. — И нам веселей будет. Слава богу, выбрались мы наконец… Ох и жарища была! Катица, укутайся хорошенько…
Остановившись под фонарем на углу, Катица пытается справиться с шерстяным платком, который отдувает ветер. Сама она в тени, а вокруг светло. Со смехом и говором проводят мимо развеселившиеся зрители. Вот вышла шьора Анзуля, рядом с ней плетется шьор Илия, с другого бока — шьора Бонина. Дорица и Нико следуют за ними. Нико заботливо поправляет на Дорице шаль, приподнятую любопытным ветром, что-то говорит ей на ушко.
Катица, широко раскрыв глаза, следит за каждым их движением; голова ее кружится, в ушах шумит… Но она все смотрит, глаз не оторвет, напрягает слух, хочет расслышать, о чем они так тихо разговаривают. Нет, неправда, это только сон, страшный, кошмарный сон! Сейчас Нико обернется, подбежит к ней, обнимет, заглянет в глаза глубоко, любовно…
Нико с Дорицей пересекли освещенное место, вошли в таинственный мрак ночи — исчезли, скрылись, неотвратимо, навсегда…
Катица застонала. Последняя искорка погасла под пеплом…
— Ну, пошли! — сказала она глухим, изменившимся голосом.
Ей казалось, она идет за гробом, в который уложили все ее надежды, все ее прекрасные, золотые мечты. Голоса Пашко и матери звучат ей, как монотонное чтение заупокойных молитв.