— Вот артист, — засмеялся сын председателя. — Когда жил у нас, клялся в дружбе до гроба. А тут как-то приезжаю в город, зайду, думаю, раз звал… А он и руки не подал и дальше передней не пустил. Ушел я от него, как оплеванный.
— Поздравляю. А мне-то какое дело?
— Так ведь это по его милости ты в больницу-то загремел. Помнишь?
Я поежился — как такое забыть?
— Он нам тебя такой сволочью расписал — повесить мало, — добавил сын председателя и протянул мне распаренную ладонь. — Познакомимся? Виктор.
Из парной, пошатываясь, вышел Данила Петрович. Затем вышел и Полуянов, опустился на лавку. Юрка и Герка, слышно было, обрабатывали себя вениками, взвизгивая и постанывая.
— Ну-с, и чем же увенчались ваши наблюдения над моей скромной особой? — небрежно полюбопытствовал военрук, насмешливо и жестко всматриваясь в лицо Данилы Петровича. — Похож я на раскаявшегося грешника?
К моему удивлению, Данила Петрович выглядел вполне сносно, преодолел, кажется, робость перед Полуяновым.
— Да нет, не похожи, — ответил он.
— И слава богу.
Они только что не принюхивались, бдительно, как псы, следя друг за другом.
— А вам бы, конечно, хотелось, чтобы мы били себя в грудь, рвали в клочья рубахи, молили о прощении, осознавали свои ошибки? — начиная как будто раздражаться, подначивал Полуянов.
— Ну что вы, — улыбнулся Данила Петрович. — Какое осознание?.. Полноте. Не мучайте себя…
— Ну спасибо-о, — на крутых скулах Полуянова расцвели красные пятна, а зрачки побелели — задело за живое, выходит, замечание Данилы Петровича. — Премного благодарим… Только ошибок-то не было. Их не было — слышите?.. Мелко плаваете. Вас и тут обвели вокруг пальца. Тогда одурачили и теперь дурачат. «Культ личности» — и все дела?.. Столько загубленных жизней — и всего два слова?.. Не шибко ли легко хотим отделаться?.. Вас устраивает такое… легкое объяснение?.. Меня — нет. Была борьба. За выживание. Жесточайшая. И в этой борьбе такие, как я, верой и правдой служили человеку, который олицетворял в наших глазах волю нашего народа. По-нят-но? Нашего народа…
— Ну да-да… разумеется, — снисходительно согласился Данила Петрович.
— Глумитесь? — потемнел Полуянов. — Ну-ну. Смотрите, не вышло бы вам опять боком ваше легковерие. Вам ведь, что бы ни было, все подавай в чистом виде: и интернационал, и всеобщее равенство, и бескорыстное служение… Навешают лапшу на уши, а вы и радешеньки… Все это троцкие, радеки, зиновьевы и бухарины не были и не могли быть нашими благодетелями, цели их были иные, чем цели нашего племени. Вы же русский человек. Вместо того чтобы хихикать, проанализировали бы свои ощущения, доверьтесь им. Иногда такие ощущения говорят куда больше и вернее, чем… Да вы взгляните на этих ребят, на Ивана Христофоровича, на меня… — годимся мы в друзья троцким? Будут они радеть о нашем светлом будущем?..