В одиннадцати милях к северу от дома Оле Сковгаарда расположилась ничем не примечательная деревушка Ведбак. Поместилась она у моря, между Копенгагеном и крепостью Эльсинор. С десяток домишек, церквушка, две фермы да крохотный флот рыбацких лодчонок. Вдоль берега, под навесами, сушились на высоких столбах сети, над тлеющими углями коптилен дрожал горячий воздух.
Работать в Ведбаке начинали рано — доить коров, вытаскивать к морю рыбацкие лодки, — но в то утро не работал никто. Угли в коптильнях потихоньку гасли, а люди, позабыв об обязанностях, собрались на поросшем травой холмике. Говорили мало — все смотрели в сторону моря.
Туда, где ночью появился флот. Ближе к берегу стояли канонерки, развернутые таким образом, чтобы при необходимости устрашить своими пушками и мортирами датские войска, если те вдруг рискнут здесь появиться. За ними фрегаты, а еще дальше огромные линейные корабли — с открытыми орудийными портами. Флоту никто не угрожал, но пушки были наготове.
Между фрегатами и линкорами пристроились транспортные суда, к бортам которых приникли, как молочные поросята к свиноматке, разнокалиберные баркасы, шлюпки и ялики. Из трюмов выводили и спускали на лодки лошадей. Никто в Ведбаке никогда не видел так много кораблей в одном месте. Даже те из сельчан, что служили матросами и бывали в таких крупных портах, как Лондон, Гамбург и Копенгаген.
Кто-то ударил было в колокол, но поспешивший в деревню пастор остудил энтузиазм самочинного звонаря:
— Гонца уже послали. Свен отправился в Херсхольм.
В Херсхольме была полиция, но что она могла сделать в данных обстоятельствах, этого пастор не знал. По крайней мере, арестовать армию ей было не по силам. Впрочем, известить о случившемся Копенгаген они могли.
Между тем в Ведбак уже стекались жители Херсхольма и других ближайших деревень — посмотреть на корабли. Пастора беспокоило, что зрителей примут за военный отряд, а потому он попытался рассеять толпу:
— Джарл! Это твои коровы мычат! Надо бы подоить.
— У меня этим девчонки занимаются.
— Так найди их. Надо же работой заниматься.
Никто не ушел. Все смотрели на приближающиеся к берегу суденышки.
— Нас убьют? — спросила какая-то женщина.
— Только уродин, — отозвался кто-то, и в толпе нервно рассмеялись.
Человек, отпустивший неудачную шутку, служил когда-то на флоте и теперь, пристроив на плечо жены подзорную трубу, навел ее на ближайший корабль. Он увидел, как из трюма поднимают полевое орудие и перегружают на большой баркас.
— Ну вот, даже притащили пушку, чтобы расстрелять Ингрид.
Ингрид, не уступавшая размерами голштинской корове, была его тещей.