— Ну что ты… что ты, Варюшенька… Я думал, ты не знаешь… Не плачь, чего ж теперь поделаешь…
— Знаю… я все знаю, Алешенька… — то ли вслух, то ли в себе только бормотала Варька, изо всех сил прижимаясь к нему и уже улыбчиво думая, что говорит он смешное, будто могла она не знать об их давней сердечной тяге.
Егор Ступаков, дядя ее, вышедший было вслед, тихо прикрыл дверку крыльца и пошел обратно в избу, улыбаясь и удивленно покачивая головой; ай да Варька-веселуха, ай да недотрожка Варька!..
Напрасно Сергей Иванович приводил себя в праздничный вид — направил на ремне безопасную бритву и снял серую щетину со щек, спозаранок умылся по пояс, оделся во все свежее, — напрасно маялся подолгу у окна, то и дело настораживаясь и напрягаясь. Федор Бардин к нему так и не пришел.
С утра зашел бригадир Павлуха Костин, спросил о здоровье хозяина и выйдет ли хозяйка на прополку свеклы. Марья, конечно, сразу на мужа свои робкие глаза, Сергей Иванович сказал: пусть идет она в поле, не при смерти он, чтоб сиднем близ него сидеть. «А сам я, пожалуй, отлежусь еще денек. Скажи там фермачу Уськину, пусть подмену на сегодня найдет». Потом пришли Макар Кузьмич и Петр Петрович, и с ними не стал Сергей Иванович разводить тары-бары, буркнул, что все у него в порядке, лег на кровать и невежливо отвернулся к стене. Потом, правда, пожалел, что так обошелся с директором школы: хороший мужик Петр Шлямин, поговорить с ним всегда полезно для ума, да не до него сегодня, не до него. Ум-то у Петра Петровича, ясное дело, большой, за то и директором поставили, старшим над учителями, однако слушать его хорошо, да разговор с ним держать трудно. Словно к земле прижимают его ум и слова: все понимаешь и принимаешь, а что отвечать — не знаешь. Страх, что пальнешь глупость, сразу вяжет язык. Совсем другое дело — Захар Сидоркин, председатель колхоза, которого вот уж не смог Сергей Иванович выставить за дверь при всем желании остаться в доме одному.
Ввалился Захар Константинович Сидоркин — показалось, будто косяки дверные распёр, — осветлил избу ранней сединой ошапистых волос и, подсев на конец скамьи поближе к кровати, зарокотал:
— Эт-то что же такое с удалым-то молодцем? Нельзя и на день отлучиться — как чудеса-небеса тут у нас!
Когда же Сергей Иванович встал и подал ему руку, понял председатель, что ни соболезновать, ни бодро бесшабашничать тут не требуется, ничего страшного с Железиным не приключилось. И сразу вернул голосу обыденность:
— Ну, что у тебя? Как это ты так залетел?
— Пустое… Сунулся близко к огню — вот и опалило чуток.