Хотелось Сергею Ивановичу поделиться с Сидоркиным тем, что имел в голове, но смолчал. Что у него имелось-то? Догадки да додумки, их проверить требовалось и увериться самому, не то просто наговором на человека будет смахивать. А увериться, пожалуй, только после встречи с самим Бардиным станет возможно, да и то если прижать его как следует.
— Чудак ты все же человек, Сергей. Право слово! — Захар захлопал глазами так, что даже белесые брови задергались. — То тебя на дело стоящее не уговоришь, то сам лезешь сломя голову в огонь. Черт тебя поймет.
— Да уж… Мы по старинной присказке: покуда гром не грянет — мужик не перекрестится, — тронул в улыбке губы Железин.
— Гром-то, конечно, дурной был, да что теперь — живым за мертвыми гореть?
Сейчас бы самый срок выложить все свои подозренья, но Сергей Иванович твердо решил: нет, не время еще. Молча сунул Сидоркину кисет, завернули, прикурили, и тот запрощался. Ясное дело — некогда председателю рассиживаться: лето на дворе, и дел невпроворот.
Сергей Иванович проводил его до двери и, опять подойдя к окну, первый раз отвлекся от мыслей о Бардине, пожаре и сгоревших Тимофее и Таисье Морозовых.
Он понимал и председателя колхоза, и директора школы (он же — партийный секретарь), и председателя сельсовета, которые давно пытаются притянуть его ближе к себе. Еще бы: боевой красноармеец, особо уважаемый сельчанами человек — и стоит как бы в сторонке от всех. Куда ни прочили его, на какое место ни уговаривали — ни тпру ни ну: пошел в молоковозы и знать больше ничего не хочет. Один только Захар Сидоркин и в правленцы его тащил, и бригадиром пытался поставить, и фермами всеми покомандовать просил вместо нетвердого Валентина Уськина — впустую… Сергей Иванович их понимал, а они его нет. И было это обидно Железину. Чего ж тут не понимать, чего выискивать причины, когда человек хочет жить просто и спокойно, не обижая никого и никем не помыкая? В конце концов это же его личное дело, имеет он право за ту линию жизни держаться, которой поклялся себе перед лицом самой смерти!
…Не перепомнить-перечесть всего того, что довелось увидеть Сергею Железину за долгую гражданскую войну. Были нестерпимо вонькие свалки кучно расстрелянных беляками, были трупы без голов и рук, были женщины и дети со вздутыми от голода лицами и животами… Но и с этим жутко мирилась душа: идет, мол, война. А вот было другое, с чем она никак не хотела, не могла мириться…
Клятву — никогда не командовать людьми — Сергей Железин, после одного навсегда памятного случая на реке Вахш, принял из-за командира эскадрона Рогачева (ох и не повезло же им с командиром!), который каждый свой шаг и тем более приказ считал божьим проявленьем, отменить же его приказ не смог бы и сам бог.