— Любимов, Любимов! — горячился майор. — То — Любимов, а то — я. И потом: у Любимова — вот, — он проводил рукой чуть выше ступни, — а у меня — вот! — И он одним махом словно отрезал ногу почти у бедра. — Тут не то что летать — ползать не сможешь. Да еще, глядишь, и вторая закапризничает. Нет уж, покорно благодарю, пусть что будет…
Так никто и не смог его уговорить на эту чертову операцию!
Летчики его эскадрильи рассказывали, что на счету майора уже десять сбитых самолетов, он награжден двумя орденами Красного Знамени, представлен к званию Героя Советского Союза. Редкого мужества человек! А вот калекой жить не захотел. Так и не спасли майора.
К сожалению, память не сохранила его фамилии, а дневника в госпитале я не вел. Но — закрою глаза, и вижу его большие сильные руки, которые словно клещами обхватывают железный переплет кровати, вижу крупное воспаленное лицо, густой ежик волос, и кажется, даже слышу его глухие стоны… А вот фамилию не помню. Жаль…
Как-то, накануне Первомая, меня позвали к телефону, который был установлен в небольшой проходной, у входа во двор.
— Дама вас просит.
Я быстренько проковылял на костылях к проходной, взял трубку:
— Коваленко слушает.
Какой-то стон, рыдание в трубке, потом дрожащий прерывающийся голос:
— Это я, родной… Лида…
— Какая Лида? — удивился я.
— Ну, жена твоя…
— Какая жена?… У меня жена…
— Это я, я, — что-то до боли знакомое послышалось в голосе…
Я опешил. В первые дни войны жена с дочкой-крохой эвакуировалась из Керчи в Зауралье, в Курган. С той поры минуло почти три года, отрезок времени порядочный. В последнее время, когда освободили Кубань и юг Украины, она писала, что хочет перебраться поближе, возможно, в Орджоникидзе, где живет Надя, жена Николая Астахова. Но пока разрешения на переезд не дают. И вдруг:
— Я из Кургана вырвалась.
— Откуда же ты звонишь?
— Из Птаховки. — И снова рыдания. — Завтра буду у тебя.
Новость потрясающая. Я боялся поверить своему счастью. Но утром оно явилось в образе моей дорогой женушки — похудевшей, с обветренным лицом, с огромными серыми глазами, наполненными слезами радости. Смеясь и плача, она рассказывала, как на попутных добиралась сюда, в Скадовск.
Она целыми днями пропадала в госпитале. А друзья-летчики стали наведываться реже. Из газет я знал, что на морских коммуникациях черноморские летчики непрерывно бьют по кораблям врага, приводились цифры потопленных кораблей. В газете «Черноморский летчик» как-то прочитал о Николае Крайнем. Они с ведомым Борисом Крыловым вылетели на поиск катеров, которые, по данным разведки, вышли из Севастополя на Констанцу. Обнаружили шесть катеров, шедших на запад без воздушного прикрытия. Истребители решили атаковать. После нескольких атак один катер замедлил ход, его взяли на буксир другие.