Примерно то же самое повторилось у Ларионовых. Евгений Константинович осторожно, но настойчиво выспрашивал, кто приглашен, как к этому отнесется мать Марико, не стеснят ли ее заботы, неизбежные в подобных случаях. В конце концов он отпустил Алексея, взяв с него слово, что тот время от времени будет позванивать; сами Ларионовы тоже собирались праздновать дома: Евгений Константинович позвал физика с женой, Ирина Анатольевна — своих сослуживцев, старых друзей семьи.
Придя из школы, Марико запрягла всех: Нонна Георгиевна, Тося и девочки, повязавшись передниками, принялись стряпать, тереть и чистить — квартира наполнилась запахами еды, чадом, звоном посуды, веселым щебетом голосов. Мальчишек снабдили сумками, авоськами и разослали в магазины и на базар за покупками.
То и дело раздавался певучий бой звонка, возвращался один из гонцов с хлебом, бутылками лимонада или еще с чем-либо. Джой стремглав катился в переднюю, путаясь под ногами, и заливисто лаял, норовил куснуть кого-нибудь за штанину.
Петя Влахов старался изо всех сил: орудовал молотком, укрепляя елку на крестовине, раздвигал стол, чинил перегоревшие пробки, выносил мусор и без конца балагурил, хотя было очевидно, что чувствует он себя неуверенно. К Марико обращался с заискивающим, виноватым видом. Она была спокойна, ровна, точно не видела его смятения, разве что стала немного холоднее и строже, и это сбивало Влахова с толку: или она совсем махнула на него рукой и дружеские отношения никогда не вернутся, или выдерживает характер. Дорого бы он дал, чтобы узнать, что у нее на уме.
— Слушай, — спросил Петя, передавая ей банки с зеленым горошком, которые принес из ларька, — а Ольга будет?
— Вряд ли ее теперь заинтересует наше общество, — уклончиво ответила Марико.
— Ясно, — помрачнел он. — Для милого дружка — своя рубашка ближе к телу…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Кто это стучит там наверху, над вами?
— Старик один. Баптист, говорят. Целыми днями прибивает к стенкам божественные картинки.
— Я еще нужен?
— Да нет. Мы сами управимся. И не забудь — в девять…
— Ладно. А ты не это… не злись. Хватит, что ли?
— Я вовсе не злюсь.
Он вздохнул.
— Тяжела ты, шапка Мономаха…
— Для головы небольшого размаха, — в тон ему, но без улыбки ответила Марико и закрыла дверь.
Она понимала: прежние времена для них уже не вернутся. Не повторятся беззаботные прогулки, ни к чему не обязывающий треп, когда каждый говорит что думает, потому что интересы пока общие — делить нечего — и так славно это школьное путешествие длиной в долгих десять лет.