Головы повернулись к Ивановой.
— Да, я думаю… — Маргарита Афанасьевна заколыхалась. На лице ее промелькнули следы недолгой внутренней борьбы, и, уже не колеблясь, она сказала, глядя прямо перед собой: — Сафар Бекиевич прав: доклад касается именно работы Евгения Константиновича.
— Так надо и записать, — сказал историк.
Эмилия Львовна метнула в него испепеляющий взгляд, дернула плечом и вынесла на голосование его предложение.
Настаивали на своем только она и Макунина. Варнаков и Иванова воздержались.
— Я одного не понимаю, как мы могли допустить? — шепнул Нахушев Сафару Бекиевичу, с беспокойством посматривавшему на дверь, как будто он кого-то ждал. — Похоже на травлю. Я был раза два на уроках литературы в моем классе и скажу вам… я, правда, математик и, может, чего недомыслю, но, по-моему, он — молодчина… — Нахушев кивнул в сторону Ларионова, сидевшего с опущенной головой.
— А мы еще ничего не допустили, — буркнул физик.
— Слово для доклада предоставляется Маргарите Афанасьевне, — торжественно провозгласила немка.
Иванова поплыла к председательскому месту, перебирая на ходу стопку бумаги с отпечатанным на машинке текстом.
— Регламент! — фальцетом выкрикнул физкультурник.
— Я уверена, докладчик не станет злоупотреблять, — одернула его жестом Шерман. — Начинайте, пожалуйста!
— Товарищи! Преподавание гуманитарных дисциплин в школе — один из важнейших вопросов обучения и воспитания подрастающего поколения нашей страны — формирования его мировоззрения, эстетических вкусов, что приобретает особое значение в настоящее время в свете…
«Знакомый стиль», — подумал Евгений Константинович и невольно поморщился. Его сердила неизвестно кем выработанная манера искусственно засушивать язык, лишать его природных красок, живости, образности, когда дело касалось официальных документов, докладов, ученых статей, сообщений и информации. Язык один, и на нем можно высказать что хочешь и еще сверх того бог знает сколько! Так зачем насильно втискивать его в прокрустово ложе заезженных штампов, засорять и уродовать? Кому нужна эта наукообразная протокольно-канцелярская мешанина?
— Разрешите?
В учительскую вошел черноволосый, небольшого роста мужчина, в очках, с папкой в руке.
— Здравствуйте, товарищи. Прошу меня извинить за опоздание.
— Пожалуйста… присаживайтесь сюда, — растерянно предложила ему стул Ираида Ильинична. — Вы нас не предупредили…
— Будьте добры, продолжайте, — сказал он Ивановой, садясь. — Я больше не помешаю. И еще раз извините.
— Кто это? — тихо спросил Нахушев у Сафара Бекиевича.
— Инструктор горкома. Отличный парень, — удовлетворенно ответил тот.